Смертельные уроки: что мы знаем о детерминантах школьных нападений

Агрессивное поведение обучающихся в образовательных учреждениях, особенно в подростковом возрасте, к сожалению, не является редким явлением. Однако с 2014 года в российских образовательных учреждениях почти ежегодно происходят резонансные заранее спланированные нападения обучающихся на участников образовательного процесса с целью причинения крайнего физического вреда в виде ранения или смерти. Только в 2021 году таких нападений с применением огнестрельного или холодного оружия было не менее четырех (гимназия г. Казани, май; университет в г. Перми, сентябрь; школа пос. Сарс Пермского края и школа г. Махачкалы, октябрь). После каждого подобного случая возникает вопрос о причинах этих трагедий. Предметом рассмотрения в данной работе являются детерминанты школьных нападений на субъектном уровне, то есть через анализ факторов риска у исполнителей таких атак.

Отечественные исследования школьной стрельбы (скулшутинга) пока очень ограничены буквально несколькими работами [1–4]. Поэтому обратимся к изучению зарубежного опыта, в первую очередь американского, где среди развитых стран самый высокий уровень насилия с применением огнестрельного оружия. В 2016 году был опубликован научный доклад двенадцати ученых о подростковых и юношеских нападениях с использованием оружия, основанный на анализе в общей сложности 85 инцидентов с 1974 по 2008 годы, в котором указывается на несколько общих факторов риска [5].

Семейные факторы могут увеличивать или уменьшать риск насилия. Не только внутрисемейное насилие и жестокое обращение, но суровые и отвергающие родители, отсутствие заботы о детях, травматическая разлука с близкими, хронический семейный стресс, непоследовательные требования и слабый контроль за детьми с ранними признаками агрессии увеличивают такие риски [12; 14]. Напротив, тесная связь с поддерживающими родителями, последовательная дисциплинарная практика и контроль, когда дети воспринимают семью и окружающую среду как безопасные, стабильные, управляемые и регулируемые, связаны с низким риском насилия среди молодежи [8; 11].

Влияние средств массовой информации обсуждается после каждого нового инцидента, поскольку часто во внешнем образе и поведении нападающего отмечаются элементы сценариев фильмов-боевиков или игр-стрелялок. И хотя не существует исследований, подтверждающих, что причиной стрельбы стали агрессивные сцены из СМИ, есть данные о том, что насилие в СМИ является фактором риска агрессивного поведения в молодежной среде [6]. Напротив, установление ограничений на количество и содержание используемых детьми средств массовой информации является мощным защитным фактором от проявления агрессии [10].

Употребление психоактивных веществ. Имеющиеся данные не указывают на связь употребления ПАВ и школьной стрельбы: очень мало свидетельств того, что участники стрельбы употребляют алкоголь или наркотики в момент совершения этих действий [7], в отличие от участников уличного насилия.

Академическая успеваемость. Данные многочисленных зарубежных лонгитюдных исследований показывают, что готовность к школе и академическая успеваемость в школьные годы, наряду с вовлеченностью в учебу, предсказывают низкий уровень насилия. Однако низкая успеваемость не является предиктором школьной стрельбы. Более того, у школьных убийц нередко отмечается средний или выше среднего уровень успеваемости. 41 % успевали в школе на «хорошо» и «отлично», только 2 % относились к неуспевающим [15].

Известно, что одним из лучших предсказателей будущего поведения является прошлое поведение. Однако у 63 % школьных стрелков не было дисциплинарных проблем до инцидента, но имелся опыт знакомства с оружием (чаще всего в семье) [15]. Доступность оружия часто называют фактором риска, но ряд экспертов считают, что он определяет только большее число жертв, но не само количество нападений.

Указанные выше внешние факторы среды не получили однозначного подтверждения как причины школьных нападений, поэтому внимание ученых сосредоточилось на внутренних, психологических факторах, то есть индивидуальных различиях и особенностях личности нападающего.

Нейробиологические факторы риска уже давно связывают с агрессией и насилием в детстве и юности: нейрокогнитивные нарушения как следствие мозговых дисфункций, имеющих генетическую или врожденную природу, могут нарушать способность к адаптивным реакциям на стресс.

Люди, испытывающие трудности с самоконтролем или импульсивные, чаще совершают правонарушения и преступления. Установлено, что низкий самоконтроль коррелирует как с психологическим, так и с физическим буллингом среди подростков [13]. Однако проблема в том, что школьные нападения, как правило, тщательно планируются и подготавливаются преднамеренно, а не импульсивны, как в случаях уличной стрельбы.

Два десятилетия назад в совместном отчете Секретной службы и Министерства образования США отмечалось, что у 61 % школьных стрелков подтверждена депрессия в анамнезе, у 78 % были попытки суицида или мысли о нем, почти все (98 %) пережили серьезную психологическую травму и (или) потерю до инцидента [15]. Современные эксперты подчеркивают, что большинство стрелков не попадают в диапазон явных психических заболеваний, но указывают на так называемую темную триаду личности, связанную с насилием — психопатия, нарциссизм и макиавеллизм.

Психопатия — это эмоциональная тупость личности, в основном сосредоточенной на достижении собственных целей, независимо от того, причиняют ли они при этом вред другим. Такой человек демонстрирует повсеместное пренебрежение и нарушение прав других людей. Такие черты, являющиеся противоположностью эмпатии, связаны с антисоциальным и агрессивным поведением в юности [9]. Люди с высоким уровнем нарциссизма имеют сильно завышенные представления о том, кем они являются и какого признания и статуса они заслуживают. Когда нарциссы не получают такого особенного отношения, они могут проявлять агрессию по отношению к другим. Макиавеллизм означает использование любых средств, необходимых для достижения собственных целей и получения власти, таких людей не останавливают этические или моральные нормы, они используют других для достижения собственных целей, включая манипуляции, агрессию и насилие. Вместе взятые эти три качества воплощают отсутствие эмпатии, обостренное чувство собственного достоинства и мотивацию к получению власти, которые, по мнению экспертов, способствуют вовлечению в насилие.

Миллионы подростков и юношей находятся под влиянием перечисленных наиболее часто упоминающихся в исследованиях двух последних десятилетий факторов риска, но не становятся школьными стрелками. Следовательно, детерминанты таких нападений очень сложны, не существует единой причины — на акты насилия влияют многочисленные факторы, действующие совместно.

В традициях отечественной психологии определение детерминант требует указания не просто факторов, но предпосылок, условий и источников изучаемого явления. Проведенный анализ составляет основание для выдвижения следующих предположений:

1. Выявленные зарубежными учеными детерминанты представляют совокупность внешних и внутренних предпосылок для возможного проявления насилия: одни из них действуют на ранних этапах развития (например, жестокое обращение в семье), другие становятся актуальными в подростковом возрасте (например, коммуникативная фрустрация и/или доступ к оружию), но это всегда сложная и индивидуальная комбинация, складывающаяся в результате взаимодействия нескольких внешних (средовых) и внутренних (психологических) факторов.
2. Условием, порождающим нападение, является ситуация отсутствия или потери цели, такие подростки и юноши не нашли ответа на главный вопрос этого возрастного периода о смысле жизни и поиске самого себя в нем. Отсюда и депрессия, и суицидальные мысли, и их реализация, поскольку в большинстве своем школьные нападения — это акты публичного суицида.
3. Основные источники насильственного поведения скулшутера — обида (синдром Крысолова), глубочайшая отчужденность и враждебность по отношению к другим (синдром Нибелунгов: уничтожить противников даже ценой своей жизни), а также стремление к недостижимому социальному статусу (синдром Герострата: прославиться любой ценой).
4. Движущая сила такого поведения — стремление отомстить и обрести таким образом власть; протест против существующих правил (школьный стрелок нападает не на конкретных людей, а на школу как общественный институт и его правила).

Только совокупность вышеуказанных признаков в сочетании с внешними факторами среды при определенных условиях запускают механизм опасного поведения, что составляет отправную точку для понимания причин школьных нападений с целью разработки эффективных мер причинной профилактики для предотвращения подобных трагедий.

Список литературы

1. Борисова Н.Ф. Скулшутинг — новая криминальная угроза обществу // Российский правовой журнал. 2021. № 1 (6). С. 125–129.
2. Карпова А.Ю., Максимова Н.Г. Скулшутинг в России: что имеет значение? // Власть. 2021. Т. 29, № 1. С. 93–108.
3. Протопопова Е.Г., Казенная Е.В. Нападения на учебные заведения: феномен «скулшутинг» и психологические аспекты безопасности образовательной среды // Образование личности. 2019. № 1. С. 12–19.
4. Сергеев С.А., Сергеев А.С. «Школьные стрелки» и их мотивация: «Синдром Крысолова», «Синдром Герострата», «Синдром Нибелунгов»? // SocioTime = Социальное время. 2019. № 2 (18). С. 114–124.
5. Bushman B.J. et al. Youth Violence: What We Know and What We Need to Know // American Psychologist. 2016. Vol. 71, no. 1. P. 17–39.
6. Bushman B.J., Huesmann, L.R. Short-term and long-term effects of violent media on aggression in children and adults // Archives of Pediatrics & Adolescent Medicine. 2006. No. 160. P. 348–352.
7. Cornell D. et al. Gun violence: Prediction, prevention, and policy: APA panel of experts report. Washington, DC: American Psychological Association, 2013. URL: https://www.apa.org/pubs/reports/gun-violence-prevention
8. David-Ferdon C., Simon T.R. Preventing youth violence: Opportunities for action. Atlanta, GA: National Center for Injury Prevention and Control, 2014. 50 р.
9. Frick P.J. et al. Can callous-unemotional traits enhance the understanding, diagnosis, and treatment of serious conduct problems in children and adolescents? // Psychological Bulletin. 2014. No. 140. P. 1–57.
10. Gentile D.G., Bushman B.J. Reassessing media violence effects using a risk and resilience approach to understanding aggression // Psychology of Popular Media Culture. 2012. No. 1. P. 138–151.
11. Loeber R., Farrington D.P. (Eds.). From juvenile delinquency to adult crime: Criminal careers, justice policy, and prevention. New York: Oxford University Press, 2012. 416 р.
12. Lösel F., Farrington D. P. Direct protective and buffering protective factors in the development of youth violence // American Journal of Preventive Medicine. 2012. No. 43.P. 8–23.
13. Moon B., Alarid L.F. School bullying, low self-control, and opportunity // Journal of Interpersonal Violence. 2015. No. 30. P. 839–856.
14. Stoddard S. A. et al. The relationship between cumulative risk and promotive factors and violence behavior among urban adolescents // American Journal of Community Psychology. 2013. No. 51. P. 57–65.
15. United States Secret Service and United States Department of Education. The final report and findings of the Safe School Initiative: Implications for the prevention of school attacks in the United States. 2002. URL: http://www. secretservice.gov/ntac/ssi final report.pdf.