16+
Выходит с 1995 года
28 марта 2024
«Виноватые, бессильные и напуганные». Или так: «Хорошие, милые, воспитанные люди и их происхождение»

Не претендую на истину в последней инстанции.


Часть 1.
Давным-давно, когда дети не были такой роскошью, как сейчас, и их выживание родителей мало беспокоило (умер - ничего, есть еще ребятишки), детей, в целом, воспитывали по принципу «чтобы не мешало». Сторонники гуманизма скажут, что некоторых даже любили и обучали. Да, наверное, бывало, не спорю. В целом же, дети получали активную обратную связь на тему «что такое хорошо и что такое плохо», «что можно и что нельзя» в процессе непосредственного взаимодействия с миром – от этого самого мира – в виде побоев, окриков, а иногда и пряников. Мир был агрессивен по отношению к детям, что учило их самих быть агрессивными по отношению к нему. С другой стороны, можно было сильно «подставиться» под того, кто сильнее – это учило детей быть осторожными, уметь вовремя «прогнуться», чтобы выжить. Осторожные, хитрые, агрессивные – именно о таких говорят «нет страшнее хозяина, чем бывший раб». В целом, весьма полезные качества для роста и развития в мире, где нужно выживать. (Внимание: не в любом мире! В мире, где выживать не нужно, - чрезмерная агрессивность разрушительна для коллектива).
 
Часть 2.

С приходом урбанизации, цивилизации и гуманизма, - или, может, какого-то из указанных явлений (что именно и как повлияло - это, скорее, вопрос к социологам и философам), ситуация начала кардинально меняться. Выживать теперь не нужно – появилась возможность жить. С удовольствием.

Политика «кнута и пряника» – в буквальном смысле, - как-то стала терять свою популярность и привлекательность. Может, детей стало жаль. Может, еще что-то произошло. Родители, особенно образованные, - несколько растерялись. Если не бить, то как же разъяснить ребенку, этому хаотичному существу, что такое хорошо, и как надо себя вести в приличном обществе? Ладно, если еще «Крошка сын к отцу пришел, и спросила Кроха…», - это уже половина победы. А если Крохе все равно?

В те времена уже догадывались, что ребенок хорошо учится, подражая родителям. Папа кричит, и ребенок кричит. На маму. Маме обидно. Папу она уже вряд ли перевоспитает, а вот ребенка можно. И тогда в моду начал входить «шантаж эмоциональный, обыкновенный»: «Ты меня в могилу сведешь!» «Раз так – найди себе другую маму!», «Я-то надеялась, что ты..., а ты…». Особенно эффективными были признаны такие переживания, как стыд, бессилие и вина. Особенно качественным и устойчивым результат оказывался, если переживание ребенка удавалось продлить. Подольше «подержать» его в вине, стыде или бессилии, - чтобы неповадно было. Это сработало, поскольку указанные чувства, намеренно растянутые во времени, крайне мучительны и труднопереносимы. Эти дети росли тревожными, подозрительными и постоянно прислушивались ко всем окружающим: «Вдруг что-то случится, и я снова окажусь виноватым, беспомощным, стыдящимся?!»

«Во-всем-виноватых» заметить нетрудно: они, как правило, плохо слышат. Да-да.
Вы им говорите:
- Я вот тут, клеща подцепил в лесу.
А они вам в ответ:
- Вот видишь! Я же тебя предупреждала!
Или так:
- Мне холодно.
- Сам виноват, что не оделся.
Или:
- Мама, ты не видела мой галстук?
- Ничего я у тебя не видела! Сам забросил его неизвестно куда!
 
Простите, они вообще с кем беседуют-то?

Нет, не с собеседником. Они разговаривают с собственным обвиняющим внутренним образом, который им на ухо шепчет: «это ты виноват, что у него клещ.. это ты виноват, что ему холодно… это он тебя считает виновницей пропажи галстука». И цель одна – «отбиться» от этого «внутреннего гласа», а заодно и от того, кто пожаловался. Лучше война, чем вина…
 
Часть 3.
Время шло, постепенно пришла мода вкладывать в подрастающее поколение детей силы и ресурсы. Количество детей (в отдельно взятой семье) - стало гораздо меньше, чем раньше. Прижился лозунг: «Все лучшее – детям». Потеря ресурсов, вложенных в одного-двух детей, оказывалась весьма чувствительной: дети стали гораздо большей ценностью, чем были раньше. За них, за их жизнь и судьбу стали бояться, точнее, хронически тревожиться - прямо с рождения. Кем же он, бедолага, вырастет, найдет ли свою любовь, судьбу, карьеру?.. Как бы это ему помочь, как уберечь от ужасного мира? Если этого не сделаю я, родитель, как же я потом, такой виноватый, ему в глаза посмотрю?! Причем начать «спасать несчастного» желательно прямо вот с момента выноса из роддома. Соломки подстелить, что ли?

Представление о соломке оказалось специфичным. В качестве «соломки» выступило регулярное запугивание ребенка. Не ходи туда – будет то. Не делай это – получишь вот это. Это делай скорей – а то будет ужас-ужас-ужас. Не исследуй мир, а то получишь ТАКОЙ результат! Не обрадуешься. 

  Да, кстати. Мне вот очень интересно, в какой именно момент эта самая хроническая тревога стала у нас называться материнской любовью, а регулярное запугивание - заботой? Загадка.

Дети, конечно, пугаются. А что им остается? Потом научаются пугать сами себя. И уже во взрослом возрасте жалуются всем интересующимся их делами, что, мол, страшно жить. В метро бомбы, самолеты падают, маньяки насилуют, жены уходят... Вот и в СМИ рассказывают. Кошмар. Лучше ничего не делать и из дома не выходить. Правда, тогда и о желаниях, направленных на что-либо вне дома, придется забыть. Забыть о мечтах и желаниях. А вдруг?...
 
Вы скажете, что я иронизирую и преувеличиваю, и будете правы. Да, преувеличиваю.
Но неужели вы не замечали внутренний монолог на тему: «не ходи туда, снег башка попадет»? «Если я к нему подойду, то он…», «Может, я и хорошо работаю, но лучше не спрашивать его мнение, потому что…», «Если я ему скажу, что я его люблю, тогда…». «Если я ее брошу, то она…» и т.п. Или то же самое, но обращенное к вашим родным и близким? «А вдруг клещ в лесу?» «А вдруг свиной грипп?» «А вдруг учительница ударит по голове линейкой?» Количество и качество «пугалок» зависит от просвещенности пугальщика.
 
В результате, жизнь проигрывается в уме, и, конечно, оказывается пугающей. Дальше человек останавливает самостоятельно, без всякой посторонней помощи, всю свою активность, точно так же, как это когда-то делали в детстве с ним его родители. Он не проверяет – правда ли это, действительно ли именно так обстоят дела, и есть ли чего пугаться? А зачем проверять? Да и как? Ведь в детстве ему не давали ничего проверять.

-   Но если кто-то и пытался что-то проверить – это, чаще всего, лишь укрепляло страхи. Понятно, общество – такое же, - ни в чем принципиально не отличающееся от своих семей-ячеек.
 
Итак, никто не научил ребенка грамотно проверять свои подозрения и разумно обходиться с результатами проверки. А может, у ребенка и не было тогда никаких подозрений, лишь информация, выданная мамой, основанная на ее личном опыте столкновения с жизнью. Маму тогда, в ее детстве, видимо, не предупредили о чем-то, не подстраховали. Она столкнулась с болью и обидой, которые никому оказались не интересны, и так и живет до сих пор с невысказанными и/или никем невыслушанными обвинениями. То есть, женщина до сих пор обижается (обычно она в подобных  случаях всем любопытным говорит: «Да-да, своих родителей я уже простила!»). И больше всего боится остаться такой «навсегда-виноватой-за-что-то-ужасное» перед своими собственными детьми. Почему навсегда? Ну, в глубине души человек-то знает, что никого он не простил. А нам свойственно судить по себе – раз я кого-то не прощаю, то и меня не простят.

- Да-да. Наше хроническое заботливое запугивание – это наша же голубая мечта больше ни в чем, никогда и ни перед кем не чувствовать себя виноватыми. «Я же все сделала для тебя, что могла! Я же тебя предупреждала!»

Лишь бы не вина. Задача - предупредить СВОЮ вину! Не ребенка. Ребенок, как всегда, ни причем. «Выстреливает» то самое детство, которое я описала во второй части статьи. И страх «застрять» в вине – как тогда.
 
Таким образом, мы стремимся жить «в уме», пугать себя и окружающих, боимся быть виноватыми, пристыженными и бессильными (в любых вариациях и комбинациях, при любой возможной интенсивности любого из состояний). Видимо, это следствие  того факта, что мы живем в социуме, в современном, цивилизованном, не нищенствующем обществе, где более или менее благополучно уживаются друг с другом именно хорошие, милые, сдержанные и воспитанные люди.
Мы так выживаем.

В мире, где можно было бы и пожить…

Виктория Пекарская - психолог, сертифицированный гештальт-терапевт (В настоящий момент 3-я ступень МГИ).  Специализация "Групповая психотерапия", "Долгосрочная терапия личностных расстройств", "Сексология". Ведущая тренингов личностного роста и бизнес-тренингов.

Комментарии

Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый

, чтобы комментировать

Публикации

Все публикации

Хотите получать подборку новых материалов каждую неделю?

Оформите бесплатную подписку на «Психологическую газету»