В мире постоянно присутствуют воздействия, которые деструктивно влияют на личность человека. Психологи-исследователи долгое время ищут закономерности поведения личности в преодолении негативных жизненных ситуаций. В середине XX века было введено понятие resilience, а в начале XXI века стали использовать понятие «сопротивляемость». Сегодня нет единого подхода к определению данного термина. Множество авторов используют сходные термины: жизнестойкость, жизнеспособность, витальная сила, витальность, жизненность, психологическая устойчивость, совладание. «Наиболее известны концепция жизнестойкости (hardiness), разработанная в трудах американского психолога С. Мадди, а также транзакциональная теория стресса (Р. Лазарус, С. Фолкман), рассматривающая процесс преодоления. На сегодняшний день активно развивающаяся концепция сопротивляемости отражена в работах N. Garmezy, A.S. Masten, I. Sandler, M.O. Wright и др. Кроме того, сопротивляемость изучается с точки зрения психологии ресурсов и факторов защиты (Б. Игланд). В отечественной психологии проблема сопротивляемости личности негативным жизненным ситуациям разрабатывается с акцентом на такие понятия, как копинг-стратегии (Т.Л. Крюкова, Н.А. Сирота, В.М. Ялтонский), посттравматическое стрессовое расстройство, психологическая устойчивость (Д.С. Жилкин, Л.В. Куликов), адаптация к стрессовым ситуациям (Л.А. Китаев-Смык, В.В. Суворова)» (Дунаева, 2010, с. 162).

Описание феномена сопротивляемости представлено также в концепции психологии безопасности, разработанной И.А. Баевой. Сопротивляемость личности с позиции психологии безопасности определяется как «интегративное психическое образование, представленное взаимодействием разных уровней и компонентов психической жизни индивида, обеспечивающее оптимальное, наиболее благоприятное соотношение личностных и средовых факторов в каждой конкретной ситуации» (Баева, 2008).

Н.И. Дунаева дает следующее определение сопротивляемости: «это способность личности, позволяющей противостоять негативным жизненным ситуациям, нивелировать степень негативного воздействия их на себя и на свое окружение, достигать высокого уровня адаптации к новым условиям собственной жизни и быть способным к конструктивному ее преобразованию» (Дунаева, 2010, с. 163.) Совладающее поведение наиболее зримо во взаимосвязи с психологической травмой. При этом в нашей работе мы разводим несколько понятий:

• ПТСР — тяжелое психическое состояние, возникающее в результате единичного или повторяющихся событий, оказывающих сверхмощное негативное воздействие на психику индивида (Н.В. Тарабрина, Н.Е. Харламенкова, и др.);
• КПТСР — состояние, которое может развиться в результате длительных, повторяющихся травм в контексте, в котором у человека мало шансов или их нет для того, чтобы перестать быть жертвой (М.А. Падун, П. Уокер и др.);
• психологическая травма как вред, нанесенный личности в результате негативного воздействия окружающей среды (П. Левин, М.М. Решетников, Д. Калшед и др.);
• неблагоприятный детский опыт — травмирующие события, происходящие в детстве, которые впоследствии могут оказать значительное влияние на физическое и психическое здоровье человека (Д. Вайс, Ш. Вагнер, А. Данезе, Б.С. Макьюэн, Т.Б. Гречаная, Е.В. Ярцева и др.) (см., напр. Felitti, 2003; Sansone, Whitecar, Wiederman, 2009).

Травматический опыт большинством авторов рассматривается в русле одного вектора — как событие, разрушающее личность человека, как потеря и дисфункция. Последствиями такого опыта являются депрессия или попытки самоубийства, бессознательные защитные приемы, такие как соматизация и диссоциация, или попытки самопомощи (повышение веса, курение, употребление алкоголя и других ПАВ), которые «приносят облегчение в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной перспективе приводят к негативным последствиям для здоровья и заболеваниям» (Ярцева, Гречаная, Корчагина, Исаев, 2018). Таким образом, психотравматические воздействия описываются как то, после чего необходим длительный период адаптации, восстановления. При этом направленность этого воздействия по-прежнему будет оставаться деструктивной.

Однако в середине 1990-х годов психологи Р. Тедески и Л. Калхун предложили новый термин — «посттравматический рост». По мнению Р. Тедески, множество людей, переживших психологическую травму, отмечало как минимум один положительный аспект этого опыта для своего личностного роста. Конечно, посттравматические симптомы останутся в любом случае, они будут существовать одновременно с процессом личностного роста. Но те усилия, которые индивид предпринимает для преодоления последствий травмы, могут стать причиной личностного роста. Посттравматический рост — это позитивное психологическое изменение, переживаемое в результате борьбы с негативным детским опытом, которое приводит не только к восстановлению предшествующего, но и к превышению исходного уровня психологического функционирования, а также к изменениям качественного, трансформирующего характера. Переживание возросшей полноты жизни, ее богатства и осмысленности могут стать такими позитивными изменениями. Таким образом, посттравматический рост может быть результатом использования совладающей модели поведения, которая актуализирует внутренние ресурсы, пробуждает скрытые свойства личности и позволяет успешно адаптироваться к новым жизненным обстоятельствам.

Мы считаем, что реагирование на психологическую травму, рост или разрушение, выбор новой модели поведения в высокой степени определен психотравматизацией детства и опытом проживания таких ситуаций. В прошлом каждый человек имеет как позитивный, так и негативный опыт преодоления травматических событий. И то, какого опыта было больше, может влиять на особенности реакции на психотравму и на формирование защитного либо совладающего поведения.

Существует две основных формы реагирования на неблагоприятный опыт. С одной стороны, трудности можно рассматривать как непреодолимое или разрушающее препятствие, с другой стороны, негативное воздействие может восприниматься как некий вызов, стимулирующий развитие новых возможностей активного поведения (Дунаева, Жулина, 2016). При первом варианте восприятия ситуации человек склонен использовать защитное поведение. Вторая форма реагирования выглядит более продуктивной, с точки зрения личностного развития человека, движения его к достижению акме. Этот тип реагирования называется совладающим поведением. Но при этом лишь часть людей способна к такому типу реагирования на негативные воздействия.

Рассмотрим эти формы реагирования подробнее. Защитное поведение изначально является пассивным. Часто оно применяется неосознанно. Такое поведение основано на потребности избежать стресса и тем самым снизить психологическое напряжение, что можно отнести к неконструктивным видам поведения. В подобной ситуации возникшая проблема, варианты выхода из нее и поиск собственных ресурсов (внешних и внутренних) не анализируются. Защитное поведение всегда направлено на смягчение возникшего дискомфорта. В нем нет ресурсной базы для изменения ситуации и полного удовлетворения запросов и потребностей. Для человека важно:

• решить ситуацию в настоящий момент и получить комфорт;
• удовлетворить собственные запросы;
• регулировать собственное эмоциональное состояние;
• уйти от проблем любыми возможными способами.

Приведем пример и дадим анализ такого типа реагирования. Информация получена в ходе полустандартизированного интервью, которое предполагало несколько блоков: запрос и его уточнение; опыт детско-родительских отношений в прошлом; взрослый опыт построения семейных отношений; особенности поведенческой модели реагирования на проблемы; изменение модели реагирования в течение жизни. Ответы фиксировались и в дальнейшем были подвергнуты анализу.

Молодой человек, 35 лет. Пришел к психологу с запросом решения проблемы социальной самореализации. Его не удовлетворял собственный стиль жизни, социальная роль, уровень достижений. Было желание изменить профессию, повысить материальный и социальный уровни. Во время работы выяснилось, что и интеллектуальный, и социальный потенциал у клиента имеется, причем довольно высокого уровня. Но клиент саботировал все возможности изменений и развития, продолжая жить в своей привычной поведенческой модели, не изменяя свою социальную нишу. Он работал не по специальности, получал мизерную зарплату, уровень ответственности на работе у него был минимальным; риск совершить ошибку в своей профессиональной и социальной деятельности также был невелик.

В ходе взаимодействия с психологом выяснилось, что до 20 лет клиент жил с доминирующим, агрессивным и категоричным отцом и пассивной, малоэмоциональной матерью, которая подчинялась отцу. Отношения с ним были хроническим стрессором в течение всего детства. Позиция отца была амбивалентной, требования к сыну непоследовательными. С одной стороны, он требовал послушания, отсутствия ошибок в любых делах, с другой — хотел, чтобы сын рос человеком с яркой лидерской позицией, открыто высказывал свое мнение, занимал привилегированное социальное положение и был успешен материально. Данные требования полярны по сути, поэтому из двух предлагаемых отцом моделей поведения сын выбрал более безопасную позицию. Для детского поведения клиента была характерна пассивность, он скрывал собственное мнение и желания, научился подстраиваться под настроение отца, маскировал свое эмоциональное состояние, тем самым полностью отказываясь от своей индивидуальности. Вместе с тем клиент научился подавлять и игнорировать свои социальные и эмоциональные потребности. Безопасной оказалась позиция осторожности, послушания и безынициативности. В связи с этим не была выработана устойчивая адекватная самооценка, присутствовало много страхов.

Молодой человек выработал защитную модель выживания: амбиции, мотивация достижений были максимально снижены, при этом сформировалась высокая мотивация избегания неудач. Клиент выстроил свою жизнь так, чтобы в ней присутствовало как можно меньше риска провалов, ошибок и неуспеха. Главной целью стало уйти от конфликта с отцом любым способом и не переживать болезненные эмоции. Тем самым саморазвитие в профессии и социальные амбиции были подавлены. Как нездоровый способ регуляции эмоциональных реакций сформировалось зависимое поведение (обнаружено несколько зависимостей: сексуальная, религиозная и компьютерная).

Подавленные потребности в развитии, достижении и самоуважении он сублимировал в социальные и политические споры. Такую активность клиент проявлял в социальных сетях, где в комментариях бурно дискутировал, спорил, доказывал свою точку зрения; демонстрировал роль категоричного мужественного лидера. В интернет-пространстве он практически сформировал для себя роль своего отца — категоричного, агрессивного, непримиримого. В реальной жизни эти качества были подавлены и скрыты, принята позиция матери — подавленная, с большим количеством страхов. Таким образом, привычная модель избегания оказалась более ценной, чем самореализация.

Второй тип реагирования — совладающее поведение. Оно способствует росту и развитию личности. Понятие «совладающее поведение» используется не так давно. Это адаптационный механизм, который включает осознанные действия и решения человека, призванные справиться с негативными жизненными ситуациями. Чем более вариативно и гибко поведение, чем более оно адекватно раздражителю, тем выше уровень его эффективности.

Приведем другой случай и другой тип реагирования. Мужчина, 40 лет. Пришел к психологу с запросом регуляции эмоционального состояния; также были жалобы на психосоматику. Воспитывался в основном мамой и бабушкой, достаточно властными и категоричными женщинами, обе работали педагогами. Отец рано умер, затем сменилось три отчима, последний был очень закрытым, тихим, малоразговорчивым, мягким. С детства мальчик был избыточно эмоционален, подростковый кризис проходил бурно, в результате часто возникали конфликты с мамой и бабушкой. Мнение и желания ребенка подавлялись, выставлялись жесткие поведенческие рамки. Часто мальчику говорили, что он похож на умершего отца, который страдал алкоголизмом и погиб в пьяной драке. В результате таких отношений в семье у ребенка формировалась неадекватная самооценка, восприятие низкой ценности собственной личности. Кроме того, вербально со стороны родственников ему приписывалась девиантная ролевая модель. В подростковом возрасте применялись как деструктивные (алкоголь, драки), так и конструктивные (занятия музыкой, интерес к литературе и истории) стратегии выживания. Окончив школу, клиент переехал в областной центр и поступил в университет. Во время учебы молодой человек постоянно подрабатывал, чтобы быть финансово независимым и доказать семье, что он может развиваться и жить достойно. В результате высокой мотивации выжить и доказать близким собственную состоятельность, а также благодаря хорошо развитым лидерским и интеллектуальным способностям молодой человек смог преодолеть неуверенность в себе, низкую самооценку и стал активно социализироваться, развивать новые компетенции и навыки, что, в свою очередь, привело к уважению в социуме. У него появились семья, бизнес; фиксируется очень высокий уровень жизнестойкости (клиент несколько раз попадал в критические ситуации и выходил из них самостоятельно и успешно).

В настоящее время ролевые позиции в родительской семье изменились, молодого человека стали уважать, считаться с его мнением; он стал практически главой семьи, финансово помогает своим родителям. При этом клиент занимается музыкальным творчеством, работает в волонтерских объединениях. Пять лет назад он пришел в психотерапию и с тех пор перестал употреблять алкоголь; стал развивать свой творческий потенциал (написал и издал книгу рассказов), получил дополнительное образование.

Мы представили два примера неблагоприятного хронического детского опыта, связанного с авторитарным типом воспитания, непринятием индивидуальности ребенка и нарушенными детско-родительскими связями. При этом сформировалось два разных способа реагирования. Надо понимать, что на это влияет большое количество факторов: и личных, и социальных, и физиологических. Тем не менее попробуем рассмотреть, с чем может быть связано наличие / отсутствие способности использовать совладающее поведение и не разрушаться под деструктивными влияниями.

В детстве на тип реагирования, проживания и преодоления психотравм влияет сумма факторов:

• жизненные обстоятельства в момент психотравмы (наличие поддержки окружающих, физическое состояние, уровень хронического стресса);
• психофизиологические особенности (генетика, конституция, общая физическая форма, возраст);
• внешние ресурсы (потенциальная защита окружающей среды);
• внутренние ресурсы (психологические установки, самооценка, самоотношение);
• имеющийся опыт (прошлые успехи или неудачи в подобных ситуациях).

Что же происходит в жизни взрослого человека после психотравмирующего события?

1. Появляется эмоциональная доминанта — событие как сильный удар. Примеры таких событий: потеря близкого, развод родителей, физическое, эмоциональное, интеллектуальное насилие.
2. Навязчивые воспоминания (флешбеки). Такие воспоминания становятся привычными, дальнейшая жизнь уже не представляется без них.
3. Ощущение эмоциональной и личностной вовлеченности. Сложно провести грань между собой и болезненным событием. Событие воспринимается очень личностно.
4. Остановка в эмоциональном, интеллектуальном, социальном развитии личности. Часто люди «застревают» на возрасте первых детских травм. Именно поэтому взрослый человек при повторении болезненных ситуаций прошлого социально и эмоционально ведет себя как ребенок, реализуя детские стратегии совладания.
5. Реализация определенных жизненных сценариев. Нередко это сценарии «защитного поведения», которые могут быть деструктивными для человека.
6. Выбор взрослым поведенческих стратегий не связывается с детскими травмами. Типы поведения формируются подсознательно и могут представлять собой автоматические стратегии защиты, избегания или совладания. Психологический отклик личности всегда присутствует при травмах, однако реакция на такое событие может наступить как сразу, так и через несколько лет.

Как мы видим, выбор стратегии реагирования зависит от многих факторов: типа психотравмирующего события; возраста, в котором произошла психотравма; степени влияния травмы; индивидуально-психологических особенностей; семейной модели; традиций общества и т.д.

С.А. Богомаз пишет, что человек, который демонстрирует высокий уровень совладающего поведения, обладает такими чертами личности, как активность, целеустремленность, высокий эмоциональный интеллект, способность адекватно управлять своими и чужими эмоциями, гибкость мышления, креативность, высокая социально-психологическая адаптированность. Именно благодаря таким качествам человек может владеть ситуацией и управлять собственной жизнью (Богомаз, Баланев, 2009). Травматические события прошлого для такого человека часто являются неким вызовом и мотивирующим фактором преодоления, выживания, победы. При достаточном количестве внешних и внутренних ресурсов психологические травмы не разрушают позитивных представлений человека о себе и мире.

У людей, избирающих защитную стратегию поведения, травматические события являются потенциальными разрушителями картины мира; травмированный индивид искажает когнитивные схемы оценки реальности и продолжает жить в деструктивном, опасном мире, воспринимая себя слабым, бессильным, неуспешным.

Чем раньше случается психотравма, тем больше искажений наблюдается при оценке себя и мира в целом. Схемы, сложившиеся в детстве, сопровождают человека всю жизнь, препятствуя использованию совладающих стратегий поведения.

Таким образом, предполагается, что травмирующий опыт, его тип, интенсивность и иные факторы могут определять выбор личностного реагирования и стратегии поведения в дальнейшем. При своевременной проработке последствий психотравм возможно увеличение вариантов здоровых стратегий совладающего поведения.

Список источников:

1. Богомаз С. А., Баланев Д. Ю. Жизнестойкость как компонент инновационного потенциала человека // Сибирский психологический журнал. 2009. №32. С. 23–28.
2. Дунаева Н. И., Жулина Е. В. Изучение влияния субъектности как личностного свойства студентов на сопротивляемость негативным жизненным ситуациям // Проблемы современного педагогического образования. 2016. № 52-7. С. 555–561.
3. Дунаева Н. И. К определению понятия сопротивляемости человека негативным воздействиям среды // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2010. Вып. 2 (82). С. 162–166.
4. Психология безопасности как основа гуманитарных технологий в социальном взаимодействии: Научно-методические материалы / Под ред. проф. И.А. Баевой. СПб, 2008. С. 25.
5. Ярцева Е. В., Гречаная Т. Б., Корчагина Г. А., Исаев Р. Н. О влиянии неблагоприятного детского опыта на здоровье и злоупотребление психоактивными веществами // Вопросы наркологии. 2018. Вып. 5 (165). С. 23.
6. Felitti V. J. The origins of addiction: Evidence from the Adverse childhood Experiences study // Praxis der Kinderpsychologie und Kinderspychiatrie. 2003. Vol. 52. P. 547–559.
7. Sansone R. A., Whitecar P., Wiederman M. W. The prevalence of childhood trauma among those seeking buprenorphine treatment // Journal of Addictive Diseases. 2009. Vol. 28. №1. P. 64–67.

Источник: Калашникова М.Б., Петрова Е.А. Особенности защитного и совладающего поведения взрослых, имеющих травмирующий опыт // Общество: социология, психология, педагогика. 2022. №5. С. 93–98. DOI: 10.24158/spp.2022.5.13.