.jpg)
Как отношения в семье влияют на тревожность во время пандемии коронавируса и о чем важно помнить психотерапевту? Этому вопросу было посвящено заседание Санкт-Петербургского сообщества специалистов, помогающих семье.
Евгения Сергеевна Кораблева, врач-психиатр, психотерапевт, практикующий семейный системный психолог, поделилась наблюдениями из практики:
«Практически 90% людей, которые приходят к психиатру в поликлинику, — это люди с тревожными расстройствами. За последние три месяца число обращений возросло. На начальном этапе люди приходят с массой физических симптомов, и когда гастроэнтеролог, пульмонолог, кардиолог не выявляют проблем, коллеги направляют человека ко мне на прием. Люди не связывают физические жалобы со своим психоэмоциональным состоянием, а тем более — с тем, что происходит в семье. На вопрос «А как в семье?» есть два полярных ответа: «Все хорошо, мы не ругаемся» и «А как сейчас у всех — всем плохо». Как это связано? На карантине привычная дистанция между членами семьи меняется, и это подвигает их что-то менять в отношениях. А если по-другому выстраивать коммуникацию семья в силу разных паттернов не может, возникает внутреннее дистанцирование через симптом. Если я не могу дистанцироваться физически или прийти передоговориться, то напряжение подключает вегетативную нервную систему, а затем — адреналин, спазм сосудов, паническая атака. Человек дает симптом, и либо вокруг него дальше строится коммуникация в семье, либо он молчит и скрывает, чтобы не беспокоить родных: забота о семье через соматизацию себя».
Евгения Сергеевна отметила, что тревога может проявляться не только через физическое недомогание:
«Когда в июне открыли поликлинику после 2,5 месяцев ограничений, на прием привели шесть бабушек. Взрослые дети говорили: «Мама резко в деменцию впала». Я тестирую человека, а деменции нет: логические связи есть, пространственные — есть, а краткосрочная память отсутствует. Это тревожное расстройство в виде псевдодеменции. Если смотреть на это клинически, можно назначать противодементные препараты. Но концепция единого психоза предполагает другое развитие: если дать женщине легкие антидепрессанты, уровень тревоги упадет и когнитивная функция вернется.
Молодые люди, которые закончили вуз или только сдали ЕГЭ, жалуются на апатию, говорят, что не знают, чем заняться, куда пойти. Взрослые, которых сократили и которые вынуждены сидеть дома, также отмечают, что по утрам нет сил вставать с кровати. Что это? Не шизофрения, потому что у людей все нормально с мышлением. Депрессия неклассическая: они едят, размышляют о своей жизни, к себе относятся с критикой. Я бы охарактеризовала это как апато-абулический синдром, который в классический психоз не увязывается, это скорее запредельное торможение, когда у человека тревога настолько высокая, что она съедает всю внутреннею энергию и не оставляет сил».
Врач-психиатр объяснила участникам встречи, что такое паническая атака и почему важно позволять себе ее испытывать:
«Паническая атака — это не болезнь, это симптомокомплекс вегетативного приступа, когда в ответ на сильный страх или накопление напряжения происходит защитная реакция организма по типу «бей-беги». Надпочечники впрыскивают эпинефрин и адреналин, что вызывает учащение сердцебиения, подъем давления, потливость, головокружение, отдышку, учащение дыхания, слабость, похолодание конечностей. Выброс надпочечниками этих гормонов у всех возникает утром, чтобы пробудиться и встать, а у людей с сильным напряжением часто первая паническая атака возникает утром: они просыпаются в три-четыре часа ночи от кошмара. Я пациентам объясняю, что так тело пытается помочь человеку выплеснуть напряжение, но человек не понимает этого и испытывает вторичную тревогу, что атака опять случится. Если человек потихоньку начинает благодарить тело за эту помощь и может разрешить себе эту паническую атаку (в моей практике на это уходит полгода), ему становится лучше».
Екатерина Юрьевна Уголева, семейный терапевт, заведующая кафедрой семейного консультирования и психотерапии, руководитель программы дополнительного профессионального образования «Семейное психологическое консультирование: системный подход» Института «Иматон», соучредитель Санкт-Петербургского сообщества специалистов, помогающих семье, напомнила участникам встречи о нескольких понятиях из теории Боуэна, о которых важно помнить при работе с семьями в кризисе:
«Уровень интеграции Я, или дифференциация, — это степень слитности или раздельности эмоционального и интеллектуального (разумного, рационального) аспектов. Чем оптимальнее баланс между эмоциональной и рациональной частями, тем выше степень дифференциации человека. У Боуэна есть второе понимание этой характеристики на межличностном уровне: низкий уровень дифференциации (мы называем это регрессом, возвратом к более ранним способам реагирования) означает созависимость, а созависимые отношения связаны со стереотипными реакциями. Чем выше уровень дифференциации, тем больше человек проявляет оптимальную реакцию.
Боуэн говорит, что треугольник — это минимальная строительная единица отношений: пара неустойчива, она существует нормально первые год или три, а потом им нужен третий. Этим третьим может быть кто и даже что угодно: ребенок, любовник или любовница, несемейный терапевт.
Во время нормативного кризиса симбиоз удаляется, скрытый или открытый конфликт увеличивается, тревога нарастает. И семья регрессирует. Мы регрессируем к детским, подростковым формам поведения.
Трансгенерационный процесс — это сценарий, который транслируется из поколения в поколение. Он может передаваться не в чистом виде, а как контрзависимость: например, дети алкоголиков часто либо сами начинают пить, либо не употребляют ни капли».
Екатерина Юрьевна предложила рассмотреть, как тревога передавалась от родителей к детям за последнее столетие:
«Что происходило с нашими предками до, во время и после революции? В любой генограмме (схематическом представлении расширенной семьи) мы найдем эмоциональные разрывы, в семьях было много тайн. Мы знаем много историй про разлучение семей, про детдома. Что унаследовали наши, условно говоря, родители, которые родились во время или после Великой Отечественной войны? Это дети очень травмированного поколения. Они восполняли нехватку тепла и близости для своих родителей, т.е. выполняли родительскую роль — это перевернутая иерархия. Могли ли они сепарироваться? Нет, потому что это бы означало предательство, смерть. В своих треугольниках с супругами и детьми они будут воспроизводить ту же схему. Поколение 30-40-летних не сепарируется по инерции.
Сейчас представлены все виды семей, от глубоко патриархальной до полиаморной. Но внутренняя потребность в высокой тревоге осталась: большинству нужен подвиг, выживание, преодоление. Не произошло процессов, которые бы на уровне общества легализовали переход к новой эре, где не нужно воевать, к новому способу взаимоотношений, а значит, помогли бы сепарироваться».
«С системной точки зрения, высокий уровень тревоги легализует многие наши переживания», – заметила Екатерина Уголева.
Специалисты обсудили, как они справляются с тревогой во время пандемии. Среди советов: забота о собственных потребностях, позволение маленьких и больших радостей. Екатерина Юрьевна подчеркнула:
«Налаживание прямого контакта между поколениями и даже внутри поколения может помочь в заземлении тревоги, в переходе на качественно новый уровень общения».
.jpg)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать