«Психологическая газета» опубликовала письмо девушки Василисы, которая больна раком 4 стадии; она пытается привлечь внимание к равнодушному отношению со стороны медиков и отсутствию необходимого лечения. О психологических аспектах медицинской помощи людям с тяжелыми заболеваниями рассказывает Вагайцева Маргарита Валерьевна – онкопсихолог, кандидат психологических наук, научный сотрудник Национального медицинского исследовательского центра онкологии им. Н.Н. Петрова Министерства здравоохранения РФ, медицинский психолог ГКУЗ «Хоспис №1» (Лахта, СПб), преподаватель Института практической психологии «Иматон», директор Ассоциации онкопсихологов Северо-Западного региона.

– Медицинская помощь существует не сама по себе – ее оказывают люди. Как именно срабатывает «человеческий фактор» системы здравоохранения в ситуации оказания помощи неизлечимо болеющим пациентам?

– Онкологические заболевания – это огромный кластер заболеваний, очень разных по своим свойствам и способам лечения. На обывательском уровне все они приравниваются к одному – «рак». При этом на уровне массмедиа из лучших, вероятно, побуждений формируется обывательское ожидание – рак излечим. И это наращивает уязвимость пациента. Полезнее было бы понимать, что некоторые формы злокачественных новообразований берутся под контроль, некоторые подлежат долгой ремиссии, но есть и неизлечимые онкологические болезни. Для всего кластера этих заболеваний характерны непредсказуемость и коварство.

Ядром восприятия онкологического заболевания является острый страх смерти. Онкологический пациент – это, практически всегда, человек в ситуации дистресса, то есть, сверхсильного эмоционального напряжения. Напряжение это носит пролонгированный характер. Структура личности в таких условиях предъявляет себя ярко.

Так вот, врач-онколог, во-первых, постоянно индуцируется (заражается) острым страхом смерти, своеобразно представленным в рамках личностных особенностей каждого пациента. В рабочую смену врач взаимодействует с 10-20-ю пациентами в состоянии дистресса. При этом врач-онколог выучен предъявлять к себе требование «излечивать» заболевание. Но мы помним, что «рак» непредсказуем, умеет маскироваться, далеко не всегда имеет однозначное лечение, может трансформироваться в процессе лечения. Отмечу, что не всегда средства лечения находятся у врача под рукой.

Я девять лет в онкологии. В хосписе я вижу тех, кто имел расширенный доступ к зарубежному лечению, но скоротечно погиб от болезни здесь. Я знала тех, кто проходил лечение на высочайшем уровне за рубежом, но скоротечно погиб от болезни там. Потому что «рак» не всегда совместим с жизнью, не всегда подлежит ремиссии. Хотя в большинстве случаев сегодня это тяжелое хроническое заболевание, позволяющее прожить долго. Тем труднее, конечно, принять скоротечные злокачественные новообразования у молодых пациентов.

В представленном письме просматриваются несколько направлений:

• субъективное направление - это отреагирование горя тотальной утраты здоровья молодой женщины; 
• организационное направление – перечисление конкретных фактов нарушений регламента работы сотрудников диспансера.
• еще просматривается бич сегодняшней медицины – рассогласованность отдельных специалистов.

Врачи – это действительно люди. Иногда их тянет блистать компетентностью, хотя внутри системы можно было бы предположить, с чем столкнется пациент на месте – как он будет осуществлять эти «блистательные» рекомендации на уровне диспансера. Иногда они торопятся убежать пораньше с работы. Часто травмируются и выгорают.

А еще их недостаточно готовят к тому, с какими людьми они будут проводить все свое рабочее время. В каком состоянии будут эти люди, как с ними эффективнее взаимодействовать, как защититься от индукции, как пережить эту невозможность вылечить каждого?

Каждую жалобу следовало бы рассматривать отдельно в трех аспектах: как клинический случай, как случай межличностного взаимодействия и как случай организационных нарушений.

Я абсолютно убеждена, что поддувая «обиду» пациента на врача, самому пациенту мы ничем не помогаем. Соглашаясь с обвинением врача, не изучив клиническую картину (тем более, не будучи активно практикующим онкологом), мы  никак не наращиваем «человечность».

– Что может помочь помогающему специалисту быть более человечным? Какие практические рекомендации Вы можете дать врачам и другим медицинским работникам?

– Парадокс «человечности» заключается в том, что самым человечным в ситуации отрицательной динамики заболевания является грамотное информирование пациента о реалиях ситуации.

Этому можно научиться.

Увиливание, избегание, предоставление избыточной информации, инициация ложных надежд – суть безграмотное взаимодействие и эмоциональный срыв специалиста.

Группы психологической специализированной подготовки врачей тут бы помогли. Государственная концепция онкопсихологии с полноценным финансированием, применяемая повсеместно сертифицированными специалистами-онкопсихологами  помогла бы.

Рекомендация врачам: в случае участившихся жалоб и конфликтных ситуаций запрашивайте специализированную подготовку у руководства своей организации. Обратитесь в «Ассоциацию Онкопсихологов Северо-Западного Региона». Там только проверенные онкопсихологи.

– Как «человеческий фактор» срабатывает со стороны пациента, нанося вред ему самому? Есть ли что-то, что Вы хотите сказать людям с неизлечимыми заболеваниями?

– Это трудно комментировать. Потому что универсальных ответов для всех пациентов нет. Есть индивидуальная программа коррекции эмоционального состояния конкретного пациента в зависимости от этапа течения заболевания, особенностей личности, а также особенностей внешних и внутренних ресурсов пациента. Конечно, сверхсильное эмоциональное напряжение может затруднять общение, так же как и усвоение информации.

Автору письма мне хотелось бы сказать:

Трудно переживать такое в 26 лет. Мне горько читать Ваше отчаяние. Пусть все, что Вам предстоит пройти, дается Вам легче, чем до сих пор. В письме Вашем много жизни, много ресурсов. Пусть мир будет милосерднее к Вам и тем многим, кто живет в ситуации тяжелого хронического заболевания.