Особенности сеттинга в аналитической психотерапии

«Когда я был маленьким, мать учила меня никогда не смотреть на солнце. Но в шесть лет я всё-таки это сделал. Сначала свет был невыносимым, но мне это было знакомо. Я смотрел, заставляя себя не моргать.
И тогда яркость стала уменьшаться, мои зрачки стали как кончик иглы, и мне всё это стало видно»
Макс Коэн, «Пи» (Даррен Аронофски)

Психоаналитический сеттинг используется в разных видах психотерапии, но, чаще всего, в виде внешних правил и границ. Оговаривается место встреч, время и частота сессий, гонорар и некоторые другие условия, уникальные в каждом конкретном случае. Такой договор служит каркасом психотерапии. Но в широком смысле идея сеттинга не сводится к внешним условиям, но является еще и способом взаимодействия, призванным обеспечить пространство для определенных процессов, в которых психоаналитик находится в особой по отношению к анализанту и самому анализу позиции.

Существуют внутренние смыслы сеттинга и их означаемые. Нужно сказать, по крайней мере, о четырех: кушетка, свободные ассоциации, правило нейтральности и абстиненции, этика. Каждое имеет свою историю и динамику в современности. Не углубляясь особенно в подробности, можно говорить, например, что правило кушетки со временем подверглось изменениям и, в общем, уже не является обязательным, но ее содержательный смысл — положение и такой способ физического присутствия пациента в кабинете, которое способствует его погружению в себя, — остался. В свою очередь, под свободным ассоциированием в каждом конкретном случае понимаются совершенно разные формы диалогов, от диалога с «молчащим аналитиком», предметом карикатур и мемов, до диалога поучающего, соблазняющего или директивного — и это уже предмет этики психоанализа. Приятно понимать, однако, что всякая амплитуда имеет спектр, и между крайностями всегда имеет место быть разнообразие.

В психоанализе сеттинг, кроме того, содержит принципы, фактически отсутствующие в непсихоаналитических модальностях психотерапии. Речь о принципе нейтральности (воздержание от суждения, научения и других проявлений власти и превосходства) и абстиненции (принцип неудовлетворенности поверхностных желаний). Фрейд описывал нейтральность как обыкновенную беспристрастность и использовал слово Indifferenz, которое в переводе с немецкого означает отсутствие отрицательного и положительного отношения к действительности или отсутствие внешних эмоциональных проявлений. Что большинством пациентов принимается почти с благодарностью в качестве открытия, что «наконец-то не станут учить, осуждать, навязывать свое» и т.д. Однако само по себе отсутствие, в то же время, становится тем, что аналитики середины прошлого века довели до абсурда «чистого зеркала», невозможного, как и «чистый лист» в лице аналитика, потому о нейтральности сегодня так много споров.

В общем, нейтральность сегодня можно понимать как навык не со-чувственного, но эмпатического понимания и не полного присутствия, но достаточного отсутствия. Если представить ситуацию, когда диалог вначале становится монологом, но если не останавливаться на этом уровне, затем переходит в диалог с Другим, — это был бы идеальный анализ. Однако, по мысли Лакана, человек обречен желать Другого, но вечно получать лишь суррогат. Поэтому, хотя это может выглядеть слишком абстрактно, как раз в этом месте принцип нейтральности и абстиненции становится одним.

Последнюю Фрейд полагал как воздержание (лат. abstinentia — воздержание; умеренность) и предостерегал от чрезмерности в этом правиле. Приводя пример конкретного случая страстной влюбленности, он писал: «Признаемся, что принцип, согласно которому аналитическое лечение должно проводиться в условиях лишения, выходит далеко за рамки рассматриваемого здесь отдельного случая и требует подробного обсуждения, благодаря которому должны быть очерчены границы его применимости». То есть абстиненция уместна далеко не всегда и не может стать панацеей психоаналитического лечения. Так, с одной стороны, некоторая фрустрация является непременным условием развития, с другой — может разрушить анализ избыточностью. Вспоминаются слова У. Биона об ощущении отсутствия, которое побуждает лишенного груди младенца начать построение «аппарата для переработки мыслей». Заметим, однако, что в этой концепции ведущая роль отводится матери, активно помогающей ребенку перерабатывать чувства и вырабатывать мысли. Так и в анализе отсутствие желаемого сопровождается активным участием аналитика, например, в процессе проработки, в конфронтирующем диалоге, в интерпретации.

Словарь Ч. Райкрофта определяет правило абстиненции как то, «согласно которому аналитическое лечение должно быть организовано так, чтобы гарантировать, что пациент находит как можно меньше замещающих удовлетворений для своих симптомов». Надо полагать, задача не в избегании удовлетворения как такового, но отказ от потворства ложному удовлетворению, которое лишь порождает симптом за симптомом (это хорошо видно на примере зависимостей, для которых характерны постоянные поиски удовлетворения в замещающих удовольствиях). Понимание, в чем оно, содержится в понимании желания. Но аналитик здесь — тот, кто, принимая перенос, не принимает роль того Другого, которому в итоге «принадлежит роль Судии» (Лакан). Поэтому признание (или непризнание) желания остается за анализантом.

Важно понимать, применение психоаналитического сеттинга дает возможность исследования интроектов, фантазий и снов, бессознательных отношений с Другим. Сеттинг обозначает границу между психической реальностью и общим принципом реальности. Так как каждый из нас реагирует на условия внешней реальности по-разному, а сеттинг — часть реальности, он становится лакмусовой бумажкой анализа. В начале было сказано об использовании сеттинга в разных видах психотерапии. Но и в психоанализе сеттинг также разнообразно понимают в различных школах. Х. Томэ и Х. Кэхеле, О. Кернберг и многие другие аналитики описывали сеттинг как целый букет правил. Лакановский психоанализ, в свою очередь, ломает эти правила в причудливые фигуры. Наверное, в общем можно говорить, что сеттинг — не условность, но условие, не сам закон, но способ его понимания. И что он не должен быть ригиден. Хотя сеттинг нужен для достижения изменений пациентом, он не должен становиться инструментом принуждения. Психоаналитическая этика подразумевает свободу пациента как в его выборе, так и в способах предъявления желания. Впрочем, этика психоанализа — вопрос, достойный отдельного обсуждения, здесь не вполне уместного. Сеттинг без этики, однако, в психоанализе немыслим, поскольку этика — это то, что призвано быть в отношениях, а психоанализ –— это всегда отношения.

Здесь мы вплотную подходим к вопросу переноса. Предполагается, что перенос рождается естественным (естественно бессознательным) образом. Любая провокация совершенно бесполезна, и более — вредна. В «Заметках о любви в переносе» Фрейд составил достаточно прозрачное мнение на сей счет: «Мне известно, что некоторые врачи, применяющие анализ, часто подготавливают пациенток к появлению любовного переноса и даже приглашают их “постараться только влюбиться во врача, чтобы анализ лучше продвигался вперед”. Более бессмысленной техники я не могу себе представить. Этим отнимается у данного явления убедительный характер самопроизвольности и создаются трудности, которые нелегко одолеть».

К сожалению, в аналитической среде это замечание часто игнорируется, в связи с чем кое-где до сих пор бытует мнение, что перенос нужно формировать, выполняя строжайшим образом малейшие условности, даже если эти условности идут вразрез с реальностью ситуации. Иногда понимание сеттинга приобретает черты совершенного абсурда, где свод правил — перверсным образом выстроенный бастион — следствие страхов и невежества. В худшем случае этот бастион образует абьюзивную форму взаимодействия аналитика и анализанта. Другая крайность — пренебрежение сеттингом — также имеет место. В качестве небольшого отступления здесь уместно обратиться к эпиграфу: мать героя фильма Пи дала сыну «закон» — не смотреть на солнце. В минуту нарушения «закона» он потрясен пониманием, но уже поздно, сетчатка обожжена, а психические последствия зритель может наблюдать в продолжении всей киноленты. То есть, я хочу сказать — пренебрежение сеттингом в психоанализе влечет за собой последствия, и часто эти последствия необратимы. Справедливости ради — распознание истинной потребности в череде бессознательных пируэтов, равно как и четкое различение отношения власти от вынужденной асимметричности — во многом такая работа интуитивна и непредсказуема.

Итак, психоаналитический сеттинг отличает психоанализ от других психотерапевтических методов тем, что его «кадр» приспособлен для работы с бессознательным, создавая безопасные границы, основанные на договоре о них. Условно говоря, сеттинг подчеркивает тот факт, что аналитик не может быть ни другом, ни любовником, ни родителем, ни товарищем по несчастью, ни товарищем по счастью, ни соучастником в чем бы то ни было, кроме анализа. Как выразился Ж. М. Кинондо, сеттинг в некотором смысле символизирует запрет на инцест или, иначе говоря, представляет собой в миниатюре некий единый, общечеловеческий закон. И надо признать, договор о реальном отношении к нему парадоксальным образом открывает возможность, словами Кинодо, «свободно нарушать эти границы в воображении и в фантазиях», искусственно создавая невозможные в бытовой реальной жизни условия.

Означает ли соблюдение сеттинга гарантию удобства, комфорта психоаналитической процедуры? Нет, анализ проводится не для наслаждения. Встреча с бессознательным далеко не всегда приятна, испытывание психической боли в психоаналитическом процессе, если он достаточно глубок, неизбежно. Но именно поэтому важны чуткость аналитика и глубокое осмыслении переноса с каждым конкретным субъектом, прозрачность границ и возможность их открытого обсуждения. И только так сеттинг становится структурирующей силой аналитической терапии, которые стремятся к пробуждению бессознательного в психоаналитическом «кадре», его исследованию и переформатированию в отношениях с реальностью. И тогда это именно та уникальная ситуация, участие в которой приводит к глубинной трансформации личности, обретение умения вглядываться в реальность и взаимодействие с реальным без отрицания, ужаса или распада.