«Чистый четверг» 24 марта был посвящен разбору кейса: мы обсуждали высказывание одного американского психоаналитика, занимающейся профессиональной этикой. В достаточно эмоциональной форме она писала, что не может оказывать помощь клиентам с определенной политической позицией. Её аргументация была понятна: история семьи, пострадавшей во время Второй мировой войны, родственников, прошедших концлагеря. Но этот психотерапевт живет и работает в США, и она в некоторой степени находится вне нашего профессионального поля.

Мы находимся в другой ситуации, где водораздел гражданских и политических убеждений проходит в пространствах семьи, личных, организационных или родственных отношений. Мы можем, конечно, последовать её примеру. Но свято место пусто не бывает. Если кто-то отказывается, кто-то другой обязательно согласится. И, вполне возможно, тот, другой, согласившийся коллега окажется политически ангажированным. И такая помощь может оказаться некорректной. У меня есть информация о ситуациях, когда коллеги в процессе консультации пытались оказать политическое давление на клиентов.

Можно сойти с ума от пропаганды и даже не заметить этого. У каждого человека есть четыре зоны общения: общественная, социальная, личная и интимная. Зона общения — это то расстояние, на котором нам комфортно общаться с другими людьми на различные темы.

Наше внутреннее, психологическое пространство тоже имеет разные уровни глубины переживаний. Переживание общеобразовательных и интеллектуальных ценностей отличается от переживания статусных или социальных феноменов. И уж совсем по-другому, более глубоко, часто на телесном уровне мы переживаем любовь, ревность, зависть, нежность. Невозможно переживать идею социальной справедливости, как отношение с ребёнком или близким человеком.

Мы берём феномен «любовь к Родине». Любовь — чувство интимное. Понятие «Родина» захватывает все семантические пласты: от интеллектуального до интимного. Это почти архетипическая прошивка. С одной стороны, Родина — это социальный феномен. С другой — это очень личное переживание, связанное с местом рождения, детскими переживаниями встречи с миром.

В тот момент, когда пропаганда эксплуатирует понятие любви, она смещает уровень интимности на более широкие сферы. Невозможно любить человечество так же, как своего первенца или мать. Вот в этот момент человек сходит с ума. Это происходит почти незаметно и у клиентов, и у терапевтов. Поэтому есть смысл профилактически прорабатывать эти вопросы.

С разрешения Олега Дурнова привожу его размышления о психотерапевтической нейтральности применительно к этому случаю:

«Лично мне нравится то определение нейтральности, которое сформулировал Кернберг, что это такая позиция, при которой терапевт не принимает ни одну из сторон во внутреннем конфликте пациента. Но терапевтически нейтральная позиция вовсе не подразумевает отказ от прояснения и обозначения реальности. И сложно отрицать реальность того, что сейчас разворачивается травматическое действие, которое абсолютно в равной степени затягивает в себя и клиентов, и терапевтов.

Сейчас словно ожили и поднялись из небытия все призраки нашей прошлой истории, казалось бы, давно похороненные. Это психотическая ситуация, она затягивает, поляризует до крайности и создает внутри каждого из нас своего рода линию фронта.

И обозначить свою принадлежность к тому или другому лагерю для терапевта — это, как мне кажется, даже не выбор и не гражданская позиция, а просто некая неизбежность, то, что сейчас скрыть в принципе невозможно. Клиент это увидит, независимо от того, молчит ли терапевт или открыто говорит.

И счастье, когда терапевт с клиентом оказываются по одну сторону. И тогда терапевт может засвидетельствовать ту травму, которую переживает клиент, и это очень важно.

И большое испытание, если терапевт с клиентом по разные стороны. И вот здесь уже задача терапевта остановиться и не воевать с клиентом. И не долбать его своей правотой и своим вИдением реальности. А послушать и попробовать понять. Это очень важно — хотя бы внутри терапевтической сессии — быть способным на перемирие».

Во время обсуждения участники нашей дискуссии упоминали, что в современных реалиях нам все чаще приходится работать в расщепленном состоянии. Именно расщепление дает возможность делать нормально свою работу. На это требуется дополнительное количество энергии. Мы говорили о том, что существуют разные ситуации, где необходима наша помощь. Врач всегда остается врачом. Он спасает тело. Наша работа менее экстремальна. За исключением тех случаев, когда нужна экстренная психологическая помощь. Тут мы работаем наравне с врачами.

Но в большинстве случаев лечение души — менее экстренная задача. Хотя бы потому, что психологические обострения, как правило, «догоняют» человека, когда всё, что могло случиться, произошло. И вот тут появляется возможность столкнуться с этической дилеммой «свой — чужой». Вероятность, на самом деле, меньшая, чем это кажется на первый взгляд. Мы можем, конечно, утверждать, что наша позиция не позволяет нам работать с убийцами и насильниками. Но ведь они обычно и не обращаются за помощью к специалистам нашего профиля. Разве что для проведения экспертизы. Но это уже другая история.

Коллеги согласились с тем, что во всех остальных случаях терапевт может отказаться от работы с клиентом, чья жизненная позиция несовместима с его. Мы же отказываемся от работы с клиентами, когда понимаем, что у нас не хватает квалификации для того, чтобы помочь в какой-либо ситуации. В данном случае речь идет об особенном нарушении, описанном нами выше.

Ближайшая встреча состоится 21 апреля в виртуальном пространстве. Заявку на участие можно отправить на электронный адрес: lenakuleva@yandex.ru