«Мне — 95»: рассказ врача Г.С.Векслер

Я, Галина Семеновна Векслер, на сегодняшний день, по-видимому, являюсь старейшим из ныне живущих врачей Ростова-на-Дону.

Почему я стала врачом? Мои родители, многочисленные дяди и тети, кузины, родственники мужа — все врачи или люди, как-то связанные со здравоохранением. То, что я стала врачом, казалось само собой разумеющимся.

Мои родители в 1924 году закончили медицинский факультет Донского университета (так тогда назывался Южный федеральный университет), это был первый выпуск ростовских врачей. Жить было негде, и они поехали работать врачами в станицу Цимлянскую (ныне город Цимлянск), чтобы заработать денег на квартиру в Ростове. С детства я была окутана врачебными историями. Папа очень превозносил клятву Гиппократа, которая ему помогала делать нравственные выборы во время Гражданской войны и которая впоследствии помогла ему в сентябре 1941 найти в себе силы остаться с ранеными и вместе с ними погибнуть от рук эсэсовцев из дивизии «Райх». Папа рассказывал мне с детства о Парацельсе, которому завидовали и которого не любили коллеги, но его буквально боготворили пациенты, о докторе Гаазе, о Пирогове. Десятилетней девочкой я уже читала рассказ Куприна о Пирогове «Чудесный доктор».

Родители рассказывали и своем преподавателе профессоре Богоразе. Когда они учились на медицинском факультете, произошла трагедия — профессор попал под трамвай, чудом остался жив, лишившись обеих ног. Но далее, в течение многих лет, продолжил свою работу хирурга и педагога уже на протезах. Через много лет, когда я услышала о подвиге летчика Маресьева, то не была поражена — у него был предтеча, ростовский хирург Богораз. Когда мы возвратились в 1936 из станицы Цимлянской в Ростов, то отец находил возможности у него учиться. Это потом помогло ему работать хирургом на фронте практически с первых дней войны (отец ушел добровольцем на фронт уже 24 июня 1941) и до середины сентября 1941. Отец был терапевтом, мама — педиатром, но, будучи сельскими врачами, они должны были уметь всё. Еще помню, как в тосте за своих учителей они называли профессора-офтальмолога Константина Хрисанфовича Орлова. Когда возникали сложные пациенты с глазными проблемами, то поднимались тетрадки с записями лекций Орлова, которые помогали им определиться — что делать.

Можно сказать, что через рассказы родителей и профессор Богораз, и профессор Орлов вошли в мою жизнь наряду с Парацельсом и Пироговым.

Но уже когда я сама училась в мединституте, а потом работала молодым врачом-педиатром, наибольшее впечатление и влияние на меня оказал профессор Иосиф Яковлевич Серебрийский. Это был врач высочайшей квалификации и, по-моему, выдающийся организатор здравоохранения. Он из поколения моих родителей, но по окончании московского мединститута в начале 20-х годов был отправлен на пятилетнюю стажировку в Германию, потом был приглашен и работал под руководством самого академика Сперанского в Центральном институте усовершенствования врачей. Иосиф Яковлевич сильно отличался от многих преподавателей в первую очередь тем, что в нем не было даже и налета провинциальности, он смело внедрял новое, делал то, что не было общепринятым. Один раз в неделю, по его настоянию, обязательно проходили консилиумы — профессор утверждал, что если врач слишком уверен, не пытается посоветоваться с коллегами, то он будет опасен для своих пациентов. На этих консилиумах, кроме их участников, в качестве наблюдателей присутствовали студенты, молодые врачи — это было мероприятие с невероятным образовательным эффектом. По его же инициативе один раз в месяц проходили так называемые Конференции, где собиралось большое количество врачей — Иосиф Яковлевич читал для нас (совершенно безвозмездно) лекции, организовывал публичный разбор интересных случаев.

Я не знаю, было это тогда только у нас или что-то подобное было и в других местах, но по настоянию профессора Серебрийского на базе Центральной Городской больницы был предпринят организационный эксперимент: все врачи работали в режиме — полгода в поликлинике, полгода в клинике. Это давало поликлиническим врачам невероятный опыт.

Чем интересны настоящие ученые? Тем, что у них появляются настоящие ученики, последователи, продолжатели. Так складываются научные школы. Я была свидетелем появления у Иосифа Яковлевича таких замечательных последователей. Примером таким являлась, несомненно, Алла Николаевна Бойко. Первая половина 60-х годов, (в Москве в это время еще не открыта кафедра аллергологии даже в Центральном институте повышения квалификации врачей, нет ни одного аллергологического отделения), а Алла Николаевна, по заветам Иосифа Яковлевича, проводит и проводит исследования связи аллергии и бронхиальной астмы, опережая всю медицинскую науку страны лет на пятнадцать.

В моей памяти сохранились и важные эпизоды административной глупости в сфере ростовского здравоохранения.

Одно время в подчинение заведующего Горздрава Ростова-на-Дону была передана система «скорой помощи». Врачей на скорой всегда не хватало. И тогдашний заведующий Горздравом Зограбян, видимо, посчитал, что он нашел решение, которого все его предшественники почему-то не видели — он издал приказ о том, чтобы все врачи любых специализаций один раз в месяц отрабатывали на скорой. Дефицит врачей на скорой, конечно, исчез, но вскоре последовали трагические последствия: дежуривший на скорой врач-стоматолог не смог оказать должной помощи, и больной ребёнок — погиб.

Заведующего Горздравом после этого случая сняли с должности. И возникло другое начинание — неотложная помощь, в которой были задействованы только подобающие специалисты. Я тогда работала врачом-педиатром в Центральной городской больнице. И должна была один раз в месяц отрабатывать в детской неотложке. Выглядело это так: ночь, фонари на улице не горят, частные дома, водитель подвозит поближе и говорит, что дальше ищите уже сами. Я с врачебным чемоданчиком и фонариком. Было страшно. Что поддерживало? Наверное, Парацельс, Пирогов и Богораз из рассказов моего детства и память о клятве Гиппократа.

Пытаюсь сравнить медицину моей молодости и нынешнюю. Что изменилось? По-моему, фармацевтика победила медицину. Количество лекарств умножается и умножается. И мне кажется, что современным врачам в них трудно разобраться — много раз за последнее десятилетие мне приходилось сталкиваться с тем, что врачи, делая назначение, не ориентируются в противопоказаниях лекарства, в ограничениях его применения, в рекомендуемых производителем дозировках и режимах приема. Слабо ориентируются в том, какие лекарства применяются вместе с осторожностью, в исключительных случаях. Как-то я попыталась сравнить инструкции к применению одного и того же лекарства у разных производителей — они не совпадали! Такого в моей молодости точно не было.

Сейчас назначают огромное количество обследований. Не знаю, в чем дело, может быть, у врачей моей молодости была больше развита интуиция, но тогда ставились не менее точные диагнозы при значительно меньшем количестве обследований.

Какие положительные изменения произошли за последние 75 лет? Удалось решить огромные санитарно-гигиенические проблемы. В конце 40-х, в 50-е годы больницы Ростова были переполнены больными дизентерией: людей, целые семьи снимали с проходящих поездов — в поездах царила антисанитария и, естественно, повсеместно дизентерия. Сейчас, конечно, этого нет.

Что изменилось за последние 90 лет?

Исчез страх перед страшными эпидемиями прошлого: сыпной тиф, брюшной тиф, черная оспа, чума, холера, сибирская язва.

Страх настолько исчез, что когда в середине 70-х годов в Одессе появилась холера, и по всему югу потребовалось провести противоэпидемические мероприятия, то врачи и медицинские руководители растерялись — был утерян навык сосредоточенной борьбы с эпидемией.

Да и когда в 2020 году появился ковид, то было слишком много паники и суеты — и простые люди, и врачи, и руководители здравоохранения отвыкли от эпидемий.

Отношение к антибиотикам тоже изменилось. Сейчас их принято даже ругать. Но важно помнить, сколько жизней они спасают, не давая развиваться инфекциям. В 40-е годы применение пенициллина сократило смертность советских солдат от ран и инфекций примерно на 80%. Со временем люди начали уповать на антибиотики, забывая о границах их применения. То же можно сказать и о вакцинации, у которой сейчас немало противников, хотя именно с помощью вакцин удалось преодолеть серьезные эпидемии. Люди порой забывают о балансе пользы и вреда от применения антибиотиков и вакцин.

Что мы утратили за последние 75 лет?

Врачи моей молодости хорошо знали народную медицину — то, что в народе успешно применяли в течение столетий. Не знахари, а дипломированные врачи знали, какие травы и в каком случае могут помочь, какими ягодами и как пользоваться, умели весьма разнообразно использовать горчицу, умели широко применять банки, фиолетовый свет. В детстве на меня произвел неизгладимое впечатление такой случай. Дело было в станице Цимлянской в середине 30-х годов. К маме в деревенскую больницу поступила женщина, которая пыталась покончить с собой, выпив большое количество уксуса. Мама лечила её белками от куриных яиц и кусочками замороженного сливочного масла. И спасла женщину.   

Сейчас много говорят о психотерапии. В моей молодости её не было. Но! Приходил врач домой к пациенту. Что бывало часто: ставили самовар, подавали чай, варенье и рассказывали о жизни, часто жаловались. Надо было просто участливо слушать. И пациенту становилось лучше…

Советский Союз был страной победившего атеизма. Но, помню, еще мама рассказывала, что, приходя домой к пациентам, бывало, спросит: «Вы верущая?» Та утвердительно кивает. «Ну и молитесь Богу, в которого веруете». И людям-то становилось лучше.