Клиническому психологу о психотерапии простонародных пациентов

Вступление

Об этом уже писал, тут и там, в книгах и очерках для российского психотерапевта-практика. Считаю практические работы такого рода насущными в наше тревожное, не «теоретическое» время. Подробности мировой психотерапии, множество теоретических разногласий собраны многими авторами в общеизвестных, официально рекомендованных для психотерапевтов страны коллективных руководствах [27, 33, 34].

В сегодняшнем очерке — коротко о том, как долгие годы помогал многим, многим простонародным пациентам России. Рассказывал об этом врачам и психологам.

Это современная Клиническая классическая психотерапия (ККП), основоположником которой в России стал Семён Исидорович Консторум (1890–1950) [28, 30]. Стараемся её развивать, углублять, дополнять нашим методом-школой — «Терапия творческим самовыражением» (ТТСБ в ККП) [1–4, 11, 25, 31].

Исходя из трезвого, жизненного понимания помощи страдающему человеку средствами души психотерапевта, не существует психотерапии, единой по своему духу (мироощущению) и приёмам. Что же разделяет психотерапевтов в их работе? Особенности страдания пациентов, проникнутые их природно-личностным строем (своим у каждого) и особенности собственной личности психотерапевта. Даже для мучающихся домашних животных не существует единой ветеринарной психотерапии. И ещё. Не может быть специалиста, который владел бы и жил всеми психотерапевтическими приёмами на свете, был бы природой своей предрасположен к любой душевной помощи. Наконец, истинная, жизненная психотерапия невольно, по-своему, служит своему народу, исторически вобрав в себя, в свои подходы философию, вообще культуру страны, природу страны, нескольких близких по духу друг к другу стран.

Клиническая классическая психотерапия (ККП), исходящая из клиники пациента, приветствует все другие человечные психотерапевтические направления, целительно освещающие духовную самособойность пациента. Но ККП следует в своих воздействиях, в отличие от психологически ориентированной психотерапии, — от природы. ККП полагает, чувствует телесные (но уже «снятые», не материальные) следы происхождения даже высоких духовных переживаний, здоровых и болезненных. Личностное (характерологическое), ещё раз подчеркну, пронизывает всю душевную клинику пациента (даже психотическую). Психотерапевту-психологу с началами естественно-научного мироощущения в душе остаётся учиться клинически (клиника, характеры в ней) постигать переживания пациента (клиницизм). Хотя бы в элементах. Тогда психотерапевт и пациент мироощущенчески вместе чувствуют-понимают своё духовное (в широком понимании) как то бестелесное, чем «дышит» тело. Например, сильная депрессивная тревога несёт в себе следы телесного вегетативно-мышечного напряжения, дрожания. Всё душевное (психопатологические симптомы, синдромы, всё личностное) произошло из природы, взаимодействующей с общественным (в самом широком смысле). Любое движение души проникнуто природным приспособлением к внешней или внутренней (генетической?) вредоносности. Клиническая классическая психотерапия (как и вся клиническая медицина) уважительно способствует этому приспособлению, но и вынужденно поправляет стихию (суть клиницизма).

В случае психологически-ориентированных подходов (психодинамических, экзистенциальных и других) психотерапевт и пациент вместе чувствуют-понимают изначальность своего духа, кристаллизующегося в психологические, психотерапевтические символы, концепции, техники. Клиническая дифференциальная диагностика тут не так важна, как сам строй изначального психологического поиска и воздействия. Это так — в случае философского раздумья, но не в случае простого внушения, самовнушения идеалистического содержания или сугубо технической практики. Психологически-ориентированная психотерапия без раздумья встречается, впрочем, довольно часто.

Настоящий очерк — очерк о помощи в духе ККП (с ТТСБ в ней) пациентам простонародного личностного (характерологического) склада души. По моему опыту, это с давних пор чаще всего и особенно нуждающиеся в психотерапии такого рода пациенты России.

1.

Дабы глубже проникнуться и здесь Клинической классической психотерапией (ККП), невозможной хотя бы без знания элементов, начал клинической психиатрии, вспомним работу Ганнушкина «Психиатрия, её задачи, объём, преподавание» (1924) [26]. Пётр Борисович Ганнушкин (1875–1933) — основоположник отечественной малой (не психотической, не с глубокой нарушенностью души) психиатрии.

Ганнушкин убеждён в том, что «единственно имеющие научную базу трактаты о типах психики, о характерах принадлежат именно психиатрам. Такие психиатры, как Крепелин, Юнг (Jung), Кречмер, у нас Лазурский, являются, конечно, лучшими знатоками человеческой души, подчёркиваю, не только больной, но и здоровой, чем любой психолог любого ранга и любой школы» [26, с. 42]. «Ещё более широкие проблемы — философского характера и почти универсального значения — требуют для правильного решения и постановки психопатологического подхода и психопатологического материала; такими вопросами являются вопросы о сознании и подсознательной мозговой деятельности (а её значение колоссально), вопрос об ошибках мышления, о заблуждениях человеческого ума, о суевериях и предрассудках, вопросы психологии толпы, вопросы творчества, даже вопросы познания. Все эти вопросы получают правильное направление — научно-биологическое — только при участии психопатолога» [26, с. 42–43].

Пусть не смущает нас ганнушкинское слово «правильное». Оно означает, подчёркиваю, лишь «научно-биологический» (естественно-научный) подход среди других подходов, без «участия» которого в самом деле не обойтись в практической науке о душе, даже здоровой, в психиатрической клинической диагностике, в Клинической классической психотерапии, основанной на проникновении в клинику. Естественно-научный подход в психотерапии — это и есть психиатрический клиницизм в психотерапевтическом преломлении [1, 2, 3].

Для сравнения подходов (естественно-научного и психоаналитического) вспомним классическое клиническое естественно-научное описание Ганнушкиным психастеника в «Клинике психопатий…» (1933) [32, с. 468–470] и — фрейдовское описание (1908, 1923), по-видимому, тоже психастеника, но только в самом широком, неотчётливом, понимании [32, с. 435–438].

Из ганнушкинских описаний психастеников. Это «обыкновенно люди конфузливые», «сознание, что они являются предметом внимания, для них чрезвычайно мучительно». «Большей частью он не любит физического труда, очень неловок…» «Непосредственное чувство малодоступно психастенику, и беззаботное веселье редко является его уделом». «Мысленно в своих мечтах психастеник способен пережить многое, но от участия в реальной действительности он всячески старается уклониться». «Своеобразной особенностью психастеников является, по-видимому, представляющая результат их неуверенности в себе потребность всё снова и снова вызывать в сознании отдельные более всего тревожащие их мысли и образы с целью проверки, не сделано ли каких-нибудь упущений и не грозит ли какая-нибудь беда и неприятность». Телосложение астеническое или лептосомное. Вегетативная неустойчивость [32, с. 468–470].

Понятно, это, в основном, выраженные, нарушающие свою жизнь и жизнь близких психастенические свойства. Но границу болезненности здесь обычно трудно установить. Подробнее о психастениках — см.: 1, 3, 4, 5, 12, 18, 19, 20, 24, 26, 28, 31.

Специалист, не живущий мироощущением клиницизма, может спросить: откуда же все эти свойства берутся у психастеника? Ответ клинициста. Берутся, прежде всего, из его природы, из конституции. Как и телосложение, вегетососудистая дистония. Природе, обществу, человечеству необходимы эти в чём-то «неумехи», «оранжерейные» люди. Павлов считал (и про себя тоже), что они нуждаются для своего особого полезного дела в «оранжерейной обстановке». Дело в том, пояснит психотерапевт-клиницист, «что такой неумеха в одном есть часто большой умеха в другом». Как, к примеру, Дарвин или Чехов [24]. Как Павлов, рассказывающий своим удивлённым ученикам о своих психастенических тревогах, о том, что был бы никуда не годен без своей «оранжереи» [5]. Так Человечество стихийно себя обустраивает с первобытных времён, нуждаясь в первооткрывателях, учителях, воспитателях и других людях, помогающих жить остальным, нуждающимся в их помощи. В том числе воинам-защитникам [21]. Кстати, совестливость у истинно помогающих обычно врождённо немалая.

2.

Для сравнения с клиницизмом, с ККП, вспомним известную работу современника Ганнушкина Зигмунда Фрейда (1856–1939) «Характер и анальная эротика» (1908; 1923 [32, с. 435–438]). Не естественно-научно, не экспериментально, не трезвым клиническим опытом, как Ганнушкин, а изначальным, умозрительным, размышлением Фрейд выводит из таким же образом открытой им «анальной эротики» ребёнка «сублимированные» (преобразованные) позднее характерологические «аккуратность, бережливость и упрямство». Этим людям свойственна «чистоплотность, любовь к порядку и добросовестность». То есть эти свойства «суть образования реактивные, это реакция на склонность к нечистому, постороннему, мешающему, не принадлежащему к собственному телу». Тут «следует припомнить, что уже грудные младенцы в состоянии проявлять своеволие в связи с процессом испражнения» [32, с. 436–437]. Проще говоря, малыш упрямо засиживается на горшке по причине радостей анальной эротики. Это фрейдовское размышление, по-моему, не есть естественно-научное строгое раздумье клинициста. Это мифологическое движение мысли, как и мысль, рождающая фрейдовский «комплекс Эдипа». Но такого рода мышление и не есть заблуждение. Многие психоаналитики, по причине своего не естественно-научного мироощущения, убеждены в стройной «теоретичности» фрейдовского подхода и в этом случае. Я видел и вижу, как в разговоре об этом сияли, сияют их глаза. В психоанализе и для клинициста способна проглядывать своя, западная «прагматическая», «правда жизни». «Правда в жизни» в духе, к примеру, мифов и западных народных сказок. Но только не русских народных сказок, из которых выросла российская реалистическая духовная культура, защищающая «маленького человека» Акакия Акакиевича. Выросли нравственная проза, картины передвижников, музыка Глинки, психиатрия Корсакова и другое человечное, служащее Добру, необходимое для выживания Человечества в Космосе. Своей скромной Нравственностью, Богочеловеком Христом российская культура глубинно созвучна православию [7]. Западная во многом замечательно прагматическая, идеалистически деловая культура, исторически выросшая из великих мифов, по-своему прекрасна, но она западная.

Что есть «абсолютная истина» (истина для всех), нам, видимо, знать не дано. Как не дано знать, что же именно, в точности, для всех и всего живого, заживляет раны, регулирует рождаемость людей и животных. И т.д. Дано нам знать лишь своё мироощущение.

Вот рождается простонародный человек, как и каждый человек, с врождённым природным даром в себе самом. Рождается для того, чтобы среди близких и не близких людей, учителей и, может быть, психотерапевтов обретать свой жизненный смысл, своё дело. Что именно ему становится особенно близко, развивает его, лечит его душу [3, с. 415-417]?

3.

О причастности нашей самобытной психотерапии к родному российскому см. в других работах [8, 10, 14, 22, 24]. Здесь повторю, что происходила и происходит эта причастность из врождённо-исторических душевно, духовно национальных здоровых особенностей нашего народа. Эти душевно-скромные, дефензивно-печальные особенности подробно научно описывали, изображали вместе с писателями, художниками, композиторами Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, Н.А. Бердяев, Д.С. Лихачёв, С.С. Аверинцев, В.О. Ключевский.

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) в своём «Курсе русской истории», повторю это коротко и здесь (подробнее — [10]), рассказывает о малой способности простолюдина-великоросса прагматически исходить из будущей полезности своих дел, размеренно, постоянно трудиться. Великоросс скромен, не уверен в себе, задним умом крепок, успех конфузит его. Способный ко многому, глупеет «от признания своего ума». «Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит».

Характер русского простолюдина, данный и в этом отрывке Ключевским, несёт в себе здоровые психастенические «зёрна». Если в русской простонародной характерологической мозаике не живёт (в ряде случаев) радикал мощного напряжённо-авторитарного свободолюбия казака (противоположное дефензивности свойство — пугачёвское, разинское), то такой русский простолюдин при травмирующих обстоятельствах нередко предрасположен к тревожно-дефензивным психастеноподобным расстройствам [18, 19, 20].

Многолетний опыт преподавания Клинической классической психотерапии в стране (из собственной лечебно-исследовательской практики) с выездными циклами московской кафедры во многие города страны, повторю, убедил меня в том, что большинство российских психотерапевтических пациентов — это не «нежные» невротики, а более или менее психастеноподобные «крепкие» страдающие люди. И, отмечу сегодня, именно простонародного склада. В чём особенности их свойств, расстройств, оставляя, по возможности, в стороне важнейшую тяжёлую область алкогольной патологии, особенно в глубине России.

4.

Теперь об основных известных характерологических душевно-телесных особенностях, характерологических радикалах, составляющих ядро простонародного характера и преломлённо присутствующих практически во всех клинических здесь расстройствах. Подробнее — [4, с. 341–354]. Здесь — главное.

1. Простонародный человек несёт в себе исторически врождённо крепкие крестьянские, мастеровые, хозяйственные корни в смешении своих характерологических радикалов. Несёт в себе исконную живую способность к желанной работе руками, к мастерению или(и) душевную способность уникально изображать, воспевать всю эту работу. Вообще — стремится практически чувствовать-думать о родственной ему природе и тоже родственной ему технике. Эта нутряная способность часто недоступна людям умственного труда, но сердечно понятна людям многих разных занятий [4, с. 342–343].

2. Простонародный человек ни в коем случае не есть душевный примитив (упрощённый по своему душевному устройству человек). Не свойственный ему природный интерес-способность к углублённому сложному анализу, метафизически-идеалистическим психологическим (не природно-метафорическим) изысканиям нередко отсутствует и у других характеров, даже гениев. Он совсем не «дурак», как и сказочный Иванушка-дурачок. Простонародный школьник обычно вполне успевает, если не прогуливает занятия по каким-то причинам. Нередко простонародный человек по сложившейся жизни даже учитель, учёный, художник, человек, способный к высокому страданию, оставаясь простонародным по складу души. Он может подарить миру мудрую вечную философию (например, сказки «Курочка Ряба», «Несмеяна -царевна» [24], гениальное творчество художника Питера Брейгеля Старшего (Брейгеля «Мужицкого»), писателей Андрея Платонова [9], Валентина Распутина [6], поэта Алексея Кольцова [23].

Литературный критик Владимир Григорьевич Бондаренко создал книгу о русских современных простонародных писателях — «Серебряный век простонародья» («об окопной правде, о деревенской прозе и тихой лирике») (2004). Это о Фёдоре Абрамове, Викторе Астафьеве, Василии Шукшине, Василии Белове, Валентине Распутине, о других простонародных писателях. Да, они не способны утончённо-философически, глубинно-сложно переживать со своими героями, если порою изображают учёных, учителей, врачей, но зато как никто правдиво-глубоко проникают в страдания простонародной души и глубинно-нежно чувствуют общее человека с родной природой. Простонародная душа всегда глубоко национальна. Долго заграницей ей дышать невозможно.

Общее с простонародными людьми бессознательно и с размышлением помогает всему народу страны ощущать-вспоминать свои исторические корни. Даже в особенной здесь женской любовной нежности («Бедная Лиза» Карамзина). Непереводимая проза Андрея Платонова по-своему, первобытно-метафорически, мощно оживляет переживание самособойности в сегодняшней России.

3. Отечественный психиатр Иван Алексеевич Сикорский (1845–1919) в характере русского простолюдина отмечал «верность долгу, послушание закону, любовь к свободе, гостеприимство, честность и глубокое стремление к внутренней правде, обнаруживающееся в искреннем, но преданном букве, страхе Божьем. … cкорбь, терпение и величие духа среди несчастий. … скорбь стала основной благотворной чертой великого народного духа. … Слабейшую сторону славянского характера составляет воля…» «Славянский гений не чужд ясного сознания этой особенности и поэтически изображён в былине об Илье Муромце, который жил, то периодически засыпая на долгий срок, то пробуждаясь с обновлённой силой» [4, с. 352].

Таким образом, в российском простонародном характере с древних пор исторически внятно и чаще проглядывают психастенический, синтонно-циклоидный и, порою, напряжённо-авторитарный радикалы. Но реже заметны радикалы аутистический и демонстративный.

5.

К сказанному выше важно, для нашей сегодняшней психотерапевтической работы, обратить особое внимание на известную всем «российскую широту натуры», на нередкую способность робкого простонародного человека вдохновиться ради добра людям, стране необычной смелостью [12], на часто встречающуюся, особенно женскую, задушевность-доброту, на нескончаемую тёплую благодарность за добро, на непонятную многим жалостливость, сочувствие даже к наказанному виноватому [5, с. 125–126] , на обычное, особенно женское, отсутствие всякого чувства мстительности. Следует обратить внимание на особое нередкое бурное трудолюбие порывами, без стремления к тщательной рабочей отделке, без стремления работать непрерывно, не порывами, отмеченное Ключевским.

Тёплое сказочное («человечное») хозяйственное, но не прагматичное отношение к домашним животным сказывается, по моим наблюдениям, в том, что, к примеру, у простонародной пожилой крестьянки во дворе куры, цыплята «дружат» с кошками и котятами, вместе спят. Вороны украли двух цыплят и хозяйка со своим, тоже простонародным, тоже застенчивым, мужем, сердятся на наседку за то, что, глуховатая, постаревшая, оставляет цыплят одних. Кошки, куры с котятами и цыплятами сидят в рядок и ждут, когда хозяйка подоит корову. 3 литра молока идёт на них в день. Муж после «операций на сосудах» продолжает курить по 2 пачки сигарет в день, а в воскресенье напивается водки. В понедельник из-за этого ему трудно работать в огороде. Ночью он спит сидя, поскольку лёжа задыхается от водянки. Но от водки и сигарет отказаться не может: «единственная радость». Хозяйка мужу в его похмелье сама четвертинку покупает. Понемножку пить, чтоб не умер. Корова, тоже немного застенчивая, по имени Дочка, гуляет рядом с домом «на лужке». Хозяйка успокаивает её по дороге домой: «Не бойся, это же твоя тень, а это моя тень. Это мы с тобой домой идём». Однажды хозяйка в хлеву упала, ногу подвернула, поскользнулась на навозе. Дочка и её Телёнок при этом перестали жевать сено и грустно ждали, когда хозяйка, подвернувшая ногу, поднимется. А что с Телёнком будет? Хозяйка спокойно отвечает, что убьём его на мясо к Новому Году — для семьи дочери и себе немного оставим. Жалко его. А что же делать?

Всё это происходило лет 15 назад, не так далеко от Москвы, в сравнительно хороших условиях деревенской жизни в работящей с утра до вечера семье. Хозяйка упорно, задушевно стремилась «передавать» покупателям и молока, и творога сверх цены, которую сама назначила. Не всюду, конечно, у нас так. Журналист Екатерина Сажнева в очерке «Из общаги в барак» с тягостным переживанием описывает трудную сегодняшнюю жизнь многих простонародных людей. Жизнь в «настоящей России большинства, которая состоит из сломанных печек, изб, которые нечем топить зимой, долгов по «коммуналке», долгов по алиментам, закодированных отцов …» (Екатерина Сажнева. «Из общаги в барак» («Московский Комсомолец», 26.03.2025, с. 1, 11)). Каждый из нас по-своему, в соответствии со своей профессией, совестью, состоянием души, профессионально психотерапевтически помогает страдающим. Помогает, исходя из, прежде всего, личностных, характерологически-душевных страданий пациентов. Психотерапия не требует современных сложных медицинских приборов, но она не свободна от нашего психотерапевтического сопереживания страдающему. Не свободна от душевной, духовной трезвой помощи человеку в его трудных условиях, дабы обрести ему свой жизненный смысл, свою тропинку в судьбе с надеждой, что справимся с нынешними трудностями, бедами. Жизнь сделается лучше и для него. Для этого психотерапевту (врачу, психологу) следует постоянно развивать, углублять свой трезвый ум, соединённый с профессионально преломлённой наполненностью духовной культурой. И, прежде всего, родной культурой, дабы помогать по-своему, по-российски, по-народному, по родному, с непременным собственным врождённым стремлением к сопереживанию беды.

Особенность простонародной религиозности точно описывает Чехов: тревожная вера в Божественное Добро, нередко без знания евангельских подробностей, но отношение к евангельским событиям, как к земной жизни («Мужики», «В овраге»). В рассказе «Студент» студент духовной академии в «холодной вечерней мгле» у костра рассказывает двум деревенским женщинам, матери и дочери, о том, как Пётр обещал Иисусу, что готов с ним «и в темницу и на смерть». А потом случилось такое, что не готов, и Пётр «горько-горько заплакал». Тут «старуха вдруг всхлипнула, слёзы крупные, изобильные, потекли у неё по щекам», а её «забитая мужем» дочь «смутилась», напряглась. Студент подумал: если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Пётр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра».

Простонародная безнравственность (характерологическая простонародная «физиономия» зла у конкретных безнравственных людей) проступает чаще в напряжённо-авторитарном радикале («звериное» — по выражению Бердяева). Безнравственными рождаются некоторые люди с любыми характерами. Но каждый характер сообщает безнравственности свою «физиономию». Бердяев убеждён в том, что при всех «чертах жестокости» «человечность всё же остаётся одной из характерных русских черт» [4, с. 353]. Так это и сейчас. И в простонародных людях. К примеру, у наших сегодняшних не безнравственных воинов-защитников с преобладанием в характере напряжённо-авторитарного радикала, побуждающего к ратным подвигам. Военная вынужденная агрессия к противнику, борьба со злом, но с известной человечностью.

Многие простонародные тревожные женщины нередко смолоду тянулись, тянутся заботливо ухаживать за детьми, за больными, за стариками. Делались и делаются для детей любимыми «мамушками», няньками», обогащая своих питомцев народным языком, народными сказками, песенками, заражая бескорыстной добротой.

Читаешь пушкинское про царя: «Во всё время разговора / Он стоял позадь забора; / Речь последней по всему/ Полюбилася ему…» Читаешь и чувствуешь в этом Арину Родионовну. Тоже хочется, чтобы «памятник собственно няне» Пушкина у нас со временем всё-таки появился. «Памятник «светлой силе русского простонародья»». Как сказано в книге Михаила Дмитриевича Филина [35, с. 161]. Памятник только няне. Памятник вместе с поэтом уже есть (фотография в книге М.Д. Филина).

Эти простонародные, способные многое прощать женщины не так плохо разбираются в людях — плохих и хороших. Умело смягчают домашнюю обострённую обстановку своим народным теплом. Вот раскапризничался истерический чеховский профессор Серебряков (пьеса «Дядя Ваня»)…

Входит Марина со свечой.

Соня: Ты бы ложилась, нянечка. Уже поздно.

Марина: Самовар со стала не убран. Не очень-то ляжешь.

Серебряков: Все не спят, изнемогают, один я только блаженствую.

Марина (подходит к Серебрякову, нежно): Что, батюшка? Больно? У меня у самой ноги гудут, так и гудут. (Поправляет плед.) Это у вас давняя болезнь. Вера Петровна, покойница, Сонечкина мать, бывало, ночи не спит, убивается… Очень уж она вас любила…

Пауза.

Старые, что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко. (Целует Серебрякова в плечо.) Пойдём, батюшка, в постель… Пойдём, светик… Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею… Богу за тебя помолюсь…

Серебряков (растроганный): Пойдём, Марина.

У простонародных людей с тревожностью, отчётливой психастеноподобностью, с преобладанием в телесной диспластике пикнического, лептосомного (но не атлетоидного) — чаще повышенная предрасположенность к тревожно-депрессивным, выраженно психастеноподобным, расстройствам [18, 19, 20]. Телесное и здесь обычно отличается известной «крестьянской грубоватостью», «медвежьей неуклюжестью» или, напротив, ловкость рабочих, «спортивных» движений. Нередки у простонародных людей т.н. здоровые малые аномалии развития (короткая шея, оттопыренные уши, «башенный череп» и т.д.) [4, с. 358].

Телесная «грубоватость» нравственных простонародных людей, однако, нередко выразительно благородна, деревенски тепла, как бы напоена здоровой природой и добротой.

Встречаются порою нерусские люди, у которых простонародные русские свойства проступают отчётливее, нежели у простонародных русских.

6.

Особенности психотерапии простонародных пациентов.

На простонародной личностной почве (особенно при преобладающем психастеническом радикале) вырастают различные психопатологические расстройства — депрессивные, тревожные, навязчивые, истерические, астенические, сверхценные и т.д. Они не усложнены аналитически-мыслительной углублённостью. Не отвечающие личностной простоватости неожиданно обнаруживающиеся в беседе у пациента философски-метафизические (откровенно-идеалистические) переживания должны настораживать в отношении полифонической мозаичной личности и соответственно иного рода психотерапии.

В простонародных случаях чаще всего обнаруживаем сравнительно несложные тревожно-депрессивные расстройства по причине домашних и рабочих конфликтов. Но психастеноподобная тревожная депрессивность и даже элементарная истеро-невротичность бывают тут и упорными, инертными. Встречается такое в случаях потери близкого человека, его хронической тяжёлой болезни или в случае безответной любви (трудно примириться с этим). Как в песне: «а я люблю женатого».

Там, где выраженная психастеноподобная простонародность, — там всё же чаще немало психотерапевтических надежд на излечение, самоизлечение тревожно-депрессивных расстройств. На успех от человечности помогающего специалиста. От его сердечности, притом связанной с упоминаниями о природе. И в гипнотических сеансах, и в беседах — индивидуальных и групповых.

Психотические и алкогольные расстройства на простонародной почве оставляю здесь, повторю, в стороне.

7.

К клинической классической гипнотерапии (вместе с ТТСБ) для простонародных пациентов.

Ещё, кажется, совсем недавно во время командировок входил в палату санатория или дома отдыха — и там, при отсутствии гипнотария, на своих кроватях лежали, в основном, простонародные тревожно-депрессивные женщины, уже ожидая мой очередной гипнотический сеанс. Как и в Москве, в гипнотарии, чувствовал, как тягостно было многим из них. Во мне открывалось особенное профессиональное желание им помочь. Сами рождались, видимо, более или менее проникновенные, будто к близким людям, психотерапевтические, задушевные слова. Видимо, что-то такое, в этом духе, происходило. Потому что и в выражениях лиц этих женщин с закрытыми глазами, и в их наступающей на моих глазах выразительной телесной долгожданной расслабленности под одеялами светилась благодарность ожидающих этого.

Из тогдашнего внушения в гипнотическом состоянии [1, с. 72–100; 3, с. 417–418].

Всё расслабилось, всё бесконечно расслабилось, и сейчас в этом особенном состоянии покоя поднимаются, раскрепощаются защитные душевные силы, природные силы организма и идут, идут в кровь лекарства самого организма, естественные, не фабричные, лучшие на свете лекарства. Совершается глубокая самолечебная работа организма. … Понимаете ясно, всей душой, что всё проще, чем казалось, и одновременно глубже. … Яснее, яснее становится — для чего живу, как дальше жить. … яснее ощущаете, чувствуете природу в себе и природу вокруг, единство своё с природой вокруг нас, живые корни природы в себе. … густые травы, цветы, зелёные листья на деревьях, птицы, насекомые. Всё это живое, как и мы сами. В прожилках растений течёт зелёная кровь растений, питающая лист. У воробья тоже глаза, хотя и птичьи. И у стрекозы глаза. И ворона тоже дышит и пьёт воду. Родственное чувство к каждому дереву, цветку, к каждой птице. … Вижу, чувствую отчётливей место своё среди природы, среди людей, среди близких своих. … Всё сильнее хочется делать дело своё [3, с. 417–418].

В каждом санатории (в ту пору в стране их было множество) был свой психотерапевт. Люди копили деньги на недорогую путёвку, на встречу с психотерапевтом в санатории.

Вдохновенный, надолго западающий в душу пациенту гипнотический сеанс психотерапевт, в известной мере, как бы проводит одновременно и себе самому. Такой сеанс в простонародных случаях не только объединяет нас с пациентами, но ещё и воспитывает пациента, что-то важное сообщает, открывает ему в его лечении.

Особенности психотерапевтической работы с простонародными пациентами в группе творческого самовыражения (в психотерапевтической гостиной).

Работа и здесь по-своему преломлена в духе особой простоты, скромности, старинной народной мудрости.

Времени у психотерапевта немного, особенно там, где множество пациентов и мало любых врачей, психологов. Остаётся клинически кратко разобраться, с кем и как поговорить наедине. А в основном работать с группой в гипнотарии и в скромной психотерапевтической гостиной. Гостиной, по-своему «простонародно» (по возможности) обустроенной присутствием природы (растения, аквариум), экраном для слайдов, музыкой и т.д. [13, 15, 16, 17, 22–25]. Работа в духе ТТСБ может быть порою сравнительно простой. Вот практический психиатр-психотерапевт рассказывает в своём очерке о работе, в основном, c простонародными пациентами следующее. Задача — помочь «прочувствовать, изучить, осознать в беседах с психотерапевтом и в разнообразных творческих занятиях в группе и дома свои ценности, силу своей слабости как человека определённого склада, обрести … свою, соответствующую творческим особенностям общественно-полезную дорогу, идти по ней» в более или менее стойком улучшении своего состояния. В группе молодых пациентов рассказывается о различных тревожно-депрессивных расстройствах, характерологических радикалах, особенностях творчества известных художников, поэтов, писателей, музыкантов. «Пациенты учатся как бы примеривать своё мироощущение, своё видение мира к мироощущению художника как человека с определённым характерологическим радикалом, с определёнными душевными особенностями (Так ли я вижу мир? На кого больше похож характером? Как бы я сам рисовал, если б умел? Прекрасно всё, но что мне более созвучно, что более по душе?)». Пациенты пишут рассказы о своём детстве, рисуют созвучные им цветы. Общаясь друг с другом, осознают, «кто чем силён и слаб, в чём “сила слабости”». Человек начинает понимать, «что есть для него истинно ценное, как с кем вести себя для обоюдного блага, как щадить ранимость людей». Слайды природы, записи пения птиц. Пожилые пациенты к каждому занятию составляют новые букеты, созвучные себе, «из живых цветов летом, из сухих цветов и трав зимой и осенью, пекут пироги, печенье по собственным рецептам», творчески погружаются в прошлое семьи (с фотографиями)».

Многие пациенты отказываются от лекарств: «приходится бороться и со своим состоянием, и с действием лекарств» (см.: Бурно А.А. [31, с. 342–347]).

В сущности, немало материала для занятий в гостиной, в группе творческого самовыражения, было уже упомянуто выше. Осталось подытожить, обобщить упомянутое, кое-что добавить в духе «винегрета».

1. Нравственная, тревожно-добрая, психастненоподобно-дефензивная простонародная натура с благородным врождённым чувством вины перед тем, кому плохо, с беспомощностью перед житейской наглой несправедливостью, — проникается, по возможности, в наших занятиях существованием особенной «смелости робких». Робких, осознавших свою силу в благородстве вдохновения, постигая в творчестве светлую самособойность, свой особый смысл для людей, хотя бы и скромный [12]. Не всем удаётся родиться отважными «казаками», не нуждающимися в психотерапевтической помощи. Тревожно-добрые тоже совершают подвиги. Так и сегодня простонародная пожилая женщина Ирина укрывает в своём доме российских военных от украинских боевиков со словами «если что — вы мои сыновья» («Московский Комсомолец», 24.04. 2025, с. 1, 5).

2. Жалостливость к страдающей лошади, свойственная особенно крестьянину.

Военный рассказ Виктора Астафьева «Старая лошадь». «На нейтральной полосе, среди бородавчатых, засохших кочек вот уже третий день стояла раненая лошадь. Стояла неподвижно, опустив голову. С дряблых, полураскрытых губ её тянулась кровавая слюна. Когда на неё смотрели в стереотрубу, она почти вплотную подвигалась к окулярам, и в большом глазу её можно было заметить тупую боль, тоску и недоумение». Раненая лошадь «осталась на поле одна, всеми брошенная, никому не нужная». Разведчик Ванягин, рискуя жизнью, пополз к ней, потом «понял, что это бесполезно, поднялся и пошёл неторопливо и даже как-то задумчиво, словно бы на прогулке». И прекратил мучения лошади, «со злом выбросил дымящуюся гильзу».

3. Чтение вслух из «Севастопольских рассказов Льва Толстого с обсуждением характеров.

«… человек четырнадцать матросов живо, весело, кто засовывая в карман трубку, кто дожёвывая сухарь, постукивая подкованными сапогами по платформе, подойдут к пушке и зарядят её. Вглядитесь в лица, в осанки и в движения этих людей; в каждой морщине этого загорелого скуластого лица, в каждой мышце, в ширине этих плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твёрдом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства».

Из романа «Война и мир» (во время встречи Кутузова с солдатами): «… то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженные этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, — это самое чувство лежало в душе каждого солдата…»

4. Обсуждение стихотворений Николая Заболоцкого «Одинокий дуб», «Птичий двор, «Стирка белья», «Сентябрь», «Гроза идёт», «Ласточка», «Царица мух», «Жена», «Лесная сторожка». Из стихотворения «Прогулка» (1929): «Бык, беседуя с природой, / Удаляется в луга, / Над прекрасными глазами / Светят белые рога». Начало стихотворения «Городок» (1958). «Целый день стирает прачка, / Муж пошёл за водкой. / На крыльце сидит собачка / С маленькой бородкой. // Целый день она таращит / Умные глазёнки, / Если дома кто заплачет — / Заскулит в сторонке».

5. Роберт Фрост (1874–1963), американский поэт. Прежде был фермером.

Его стихотворение «Пучок цветов». «Я вышел с граблями на сенокос / За тем, кто утром шёл в сверканье рос. / Он здесь косил, когда была роса. / Легко скользила по траве коса. / Он всё скосил средь этих луговин. / Как раньше он, работал я один. / «Ведь даже и для общего труда / Должны работать порознь мы всегда». / Так я сказал, и тут же надо мной / Вспорхнул неслышно мотылёк цветной. / Я видел, как, над лугом полетав, / Он опустился средь увядших трав. / И крылья развернул мне напоказ, / Потом, взлетев, пропал почти из глаз. / В мечтах о том, чего не разрешить, / Я начал снова сено ворошить. / За мотыльком следя, заметил я / Пучок цветов пунцовых у ручья: / Как будто пламя вспыхнуло в цветах; / Их пощадил косы смертельный взмах. / И я к ручью пошёл издалека, / Чтобы узнать название цветка. / Косец их пощадил лишь потому, / Что полюбились те цветы ему. / Он их оставил вовсе не для нас — / Так радостен был предрассветный час. / Ведь может мотылёк на них присесть, / И о заре они приносят весть, / Я слышу щебет птиц и звон косы, / Сверкающей слезинками росы, / Уже я не один, а близкий друг / Со мною вышел на зелёный луг. / Как будто мы работаем вдвоём / И вместе в тень передохнуть идём. / И кажется, что рядом мы сидим / И дружески беседую я с ним. / Я говорю: «И порознь мы всегда / Работаем для общего труда». (Пер. М. Зенкевича.) См. и другие стихи: Фрост, Роберт. Избранная лирика. Пер. с англ. — М.: Молодая гвардия, 1968. — 48 с.

6. Из рассказа Андрея Платонова «Железная старуха». Малолетний Егор «поднял жука, ползшего по траве домой на ночлег, и посмотрел в его маленькое неподвижное лицо, в чёрные добрые глаза, глядевшие одновременно и на Егора и на весь свет». «… Егор понимал, что жук знает что-то, чего не знает сам Егор, но только он притворяется маленьким, он стал нарочно жуком и молчит, а сам не жук, а ещё кто-то, — неизвестно кто».

7. Из русской народной сказки «Старуха-говоруха». «И день, и ночь старуха ворчит, как у неё язык на заболит? А всё на падчерицу: и не умна, и не статна! Пойдёт и прийдёт, станет и сядет — всё не так, не впопад! С утра до вечера, как заведённые гусли». (Александр Цветков. Сборник произведений русской народной словесности (для средних учебных заведений вообще). СПб, 1885).

8. Обсуждение картин Брейгеля (Брейгеля «Мужицкого»), XVI век, Нидерланды: «Сенокос», «Сорока на виселице», «Деревенский танец», «Калеки» [31, с. 51–54].

Творчество простонародных А. Платонова и Брейгеля как творческое выживание в своих тягостных переживаниях за простых страдающих людей.

9. Прослушивание, обсуждение музыки Глинки и других композиторов, музыка которых тоже народна по своему происхождению. Даргомыжский, Мусоргский, Бородин, Чайковский, Римский-Корсаков. Русский романс XIX века. См. книгу музыковеда и композитора Бориса Асафьева (1884–1949) «Русская музыка» (XIX и начало XX века). — Л.: Музыка, 1968. — 324 с.

10. Рассказ канадского писателя и художника-анималиста Эрнеста Сетон-Томпсона (1860–1946) «Чинк» о благородстве инстинкта и другие его рассказы о животных. Вот как заканчивается рассказ «Виннипегский волк». «Волка не стало. С тех пор прошло много лет, но и до сего дня сторож церкви св. Бонифация утверждает, что в сочельник, едва зазвонят колокола, в ответ несётся жуткий и скорбный волчий вой с соседнего лесистого кладбища, где лежит маленький Джим — единственное существо на свете, научившее волка любви».

11. Поговорить в группе о характере, нравственности, жизненной радости купца Лопахина, купившего вишневый сад (из чеховской пьесы «Вишневый сад»).

«Вишневый сад теперь мой! Мой! (Хохочет.) Боже мой, господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своём уме, что всё это мне представляется… (Топочет ногами.) Не смейтесь надо мной! Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на всё происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню. Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется… <…> Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наш внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй!»

Лопахин, по-своему любящий прежних «неделовых», разорившихся, растерянных в душе владельцев вишневого сада, всё время приходивший к ним в гости, сам купил, измучившись, это имение. Измучился уговаривать господ спасти себя, своё имение, отдав вишневый сад «в аренду под дачи». После торгов он явился с шампанским, которое опечаленные господа не захотели пить. В доме были танцы… Приглашён еврейский оркестр. Видимо, печальный.

12. Война. Стихотворение Евгения Долматовского «Случайный вальс» (1943), ставшее песней. Композитор — Марк Фрадкин.

«Ночь коротка, / Спят облака, / И лежит у меня на ладони / Незнакомая ваша рука. // После тревог / Спит городок. / Я услышал мелодию вальса / И сюда заглянул на часок. // Хоть я с вами почти незнаком / И далёко отсюда мой дом, / Я как будто бы снова / Возле дома родного. / В этом зале пустом / Мы танцуем вдвоём, / Так скажите мне слово, / Сам не знаю о чём. // Будем кружить, / Петь и дружить. / Я совсем танцевать разучился / И прошу вас меня извинить. / Утро зовёт / Снова в поход. / Покидая ваш маленький город, / Я пройду мимо ваших ворот. // Хоть я с вами почти незнаком / И далёко отсюда мой дом, / Я как будто бы снова / Возле дома родного / В этом зале пустом / Мы танцуем вдвоём, / Так скажите мне слово, / Сам не знаю о чём».

См. также сборник «Песни русской души» (составитель И.В. Лисовская). — СПб: ООО «Виктория-плюс», 2000. — 192 с.

Заключение

Многим, очень многим нашим простонародным пациентам, особенно психастеноподобным, дефензивным, — присуща душевная, духовная тонкость. Свойственная и нашим народным сказкам, и российской духовной культуре вообще. Известная миру российская сердечность сказалась уже в переживаниях карамзинской Лизы (повесть «Бедная Лиза» (1792) как начало русской психологической нравственной прозы) и в научных исторических работах Николая Михайловича Карамзина (1766–1826) о России, о национальных свойствах нашего народа. Ещё раньше (в XIV–XVвв.), отмечает глубокий литературовед Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999), «начала русской живописи и русской литературы развились в особую «сердечность» русского искусства, о которой писал М. Горький» [29, с. 169].

Простонародная душевная, духовная тонкость не беднее, но сердечнее т.н. «психологизма». Это нравственный психологизм, необходимый для выживания Человечества. «Психологизм» есть вообще «углублённое изображение психических душевных переживаний» («Толковый словарь русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1997)).

В характерологической патологии (болезненная характерологическая выраженность) простонародным людям соответствуют пациенты с органической психопатией, клинически-классически описанные Груней Ефимовной Сухаревой (1891–1981) [4, с. 353]. По МКБ-10 это: F 07.0 Органическое расстройство личности.

Сердечность болезненно дефензивных простонародных пациентов особенно ранима в сравнении со здоровой простонародной сердечностью. Для помощи себе «заболевшая сердечность» как бы бессознательно просит ответной сердечности, профессионально-психотерапевтической чувствительности. Необходимо помочь этим пациентам своей собственной сердечностью. Даже в самых трудных для проживания местах страны, в т.н. «бедных регионах» (как случается видеть эти слова в сегодняшней газете). Помочь там, где и врачей не хватает от ещё неравномерного сегодняшнего развития. Но клинический бюджетный психолог, может быть, по случаю, есть. Может быть, по причине приближающегося нового закона о психологической помощи. Душевно профессионально возможно, в самом деле, серьёзно помочь жить, духовно и в целом, особенно болезненно страдающим психастеноподобным простонародным соотечественникам. Помочь, исходя из особенностей их души, понимая их переживания. Зная, как согреть, оживить их, что им хорошо бы психотерапевтически трезво подсказать для улучшения их трудной жизни.

Однако психотерапией (о которой здесь рассказываю) в подлинном, истинном, целостном смысле — необходимо жить постоянно. То есть постоянно, сквозь всё житейское, думать, переживать о происходящем в твоей работе, о пациентах. Предвижу ядовитые нарекания некоторых коллег за эти слова, но других слов подобрать не могу.

Литература

1. Бурно М.Е. Клиническая психотерапия. Изд. 2-е, доп. и перераб. — М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2006. — 800с.
2. Бурно М.Е. Клинический театр-сообщество в психиатрии (руководство для психотерапевтов, психиатров, клинических психологов и социальных работников). — М.: Академический Проект; Альма Матер, 2009. — 719 с., ил.
3. Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением (отечественный клинический психотерапевтический метод). 4-е изд., испр. и доп. — М: Академический Проект; Альма Матер, 2012. — 487 с., ил.
4. Бурно М.Е. Терапия творчеством и алкоголизм. О предупреждении и лечении алкоголизма творческими занятиями, исходя из особенностей характера. Практическое руководство. М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2016. — 632 с., ил.
5. Бурно М.Е. О характерах людей (Психотерапевтическая книга). — Изд.7-е, испр. и доп. — М.: Институт консультирования и системных решений, Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига. 2019.- 592 с., ил.
6. Бурно М.Е. О прощении оскорбления. Рассказ Валентина Распутина «Василий и Василиса». К занятию в группе творческого самовыражения с депрессивно-дефензивными, ранимыми пациентами (ТТСБ) // Психотерапия. 2019. №10(202). С. 83–91.
7. Бурно М.Е. Народные русские волшебные сказки в клинической психотерапии // Христов братец. Русские духовные стихи, легенды и сказки. — М.: Пробел. — 2000, 2019. — С. 479–489.
8. Бурно М.Е. К истории самобытной отечественной психотерапии // Психологическая газета, 14 марта 2021 г.
9. Бурно М.Е. «Река Потудань»: психотерапевтическое занятие по рассказу А. Платонова // Психологическая газета, 18 июня 2021 г.
10. Бурно М.Е. О психотерапевтической причастности к родному (к помощи российским психастеническим пациентам) // Психологическая газета, 5 февраля 2022 г.
11. Бурно М.Е. Коротко о терапии творческим самовыражением (ТТСБ) // Психологическая газета, 14 апреля 2022 г.
12. Бурно М.Е. О смелости робких людей (материал к занятию с пациентами в группе ТТСБ) // Психологическая газета, 24 июля 2022 г.
13. Бурно М.Е. О клинико-классической научности терапии творческим самовыражением (ТТСБ) // Независимый психиатрический журнал. 2022. Вып. II. С. 59–61.
14. Бурно М.Е. Краткая история Клинической классической психотерапии (ККП) // Профессиональная психотерапевтическая газета. 2022. Вып. 9.
15. Бурно М.Е. К практической психотерапии тревожно-депрессивных пациентов (в т.ч. ветеранов, страдающих хроническим ПТСР). Часть 8 // Психологическая газета, 24 мая 2023 г.
16. Бурно М.Е. К психотерапии депрессивных расстройств // Психологическая газета, 7 июля 2023 г.
17. Бурно М.Е. К лечению творческим общением с природой // Профессиональная психотерапевтическая газета, 2023, вып.4.
18. Бурно М.Е. О психастенических и психастеноподобных пациентах России. Часть 4 // Психологическая газета, 14 марта 2024 г.
19. Бурно М.Е. О психастенических и психастеноподобных пациентах России. Часть 2 // Психологическая газета, 28 марта 2024 г.
20. Бурно М.Е. О психастенических и психастеноподобных пациентах России. Часть 3 // Психологическая газета, 11 апреля 2024 г.
21. Бурно М.Е. О характерах первобытных людей // Психологическая газета, 2 июля 2024 г.
22. Бурно М.Е. Реабилитация ветеранов и терапия творческим самовыражением (ТТСБ) // Психологическая газета, 2 сентября 2024 г.
23. Бурно М.Е. Побуждение к стихотворчеству. Поэт Алексей Васильевич Кольцов: материалы к лечебному занятию // Психологическая газета, 15 октября 2024 г.
24. Бурно М.Е., Калмыкова И.Ю. Практикум по Терапии творческим самовыражением (М.Е. Бурно). — М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2018. — 200 с., ил.
25. Васильев В.В., Каменщиков Ю.Г. Каменщиков А.Ю., Молчанова А.В., Дерягин М.А. Опыт социально-психологической реабилитации пациентов, страдающих расстройствами шизофренического спектра с использованием метода терапии творческим самовыражением М.Е. Бурно // Вестник неврологии, психиатрии и нейрохирургии. 2024. №9. С. 1097–1107.
26. Ганнушкин П.Б. Избранные труды / Под ред. О.В. Кербикова. — М.: Медицина, 1964. — 292 с.
27. Клиническая психология: Учебник для вузов / Под ред. Б.Д. Карвасарского. — 4-е изд. — СПб: Питер, 2010. — 864 с., ил.
28. Консторум С.И. Опыт практической психотерапии / Под ред. Н.В. Иванова и Д.Е. Мелехова. — Изд-е 3-е, стер. — М.: Медицинская книга; Анима-Пресс, 2010. — 172 с.
29. Лихачёв Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублёва и Епифания Премудрого (конец XIV — начало XV в.). — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1962. — 172 с.
30. Махновская Л.В. Семён Исидорович Консторум — основоположник отечественной классической клинической психотерапии. Часть 1 // Медицинская психология в России. 2019. Октябрь.
31. Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбовой. — М.: Академический Проект, ОППЛ, 2003. — 800 с., ил.
32. Психология индивидуальных различий / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: АСТ: Астрель, 2008. — 720 с. — (Хрестоматия по психологии).
33. Психотерапевтическая энциклопедия / Под ред. Б.Д. Карвасарского. — 3-е изд., перераб. и доп. — СПб: Питер. 2006. — 944 с.
34. Психотерапия: учебник / Под ред. А.В. Васильевой, Т.А. Караваевой, Н.Г. Незнанова. — М.: ГЭОТАР-Mедиа, 2022. — 864 с., ил.
35. Филин М.Д. Арина Родионовна. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 218 [6] с.: ил.

Май 2025 г.