Русскоязычная версия международного опросника AIDA («Оценка идентичности личности у подростков»)

Актуальность

Диагностика личностной патологии представляет собой одну из сложнейших задач для психиатров и психологов. Пограничное расстройство личности (ПРЛ) — это серьезное гетерогенное психическое расстройство, характеризующееся широким спектром симптомов — искажением личности, дисрегуляцией эмоций, импульсивным поведением, нестабильными отношениями, а также характерным паттерном нестабильности и импульсивности. Распространенность ПРЛ у взрослых оценивается в пределах от 0,7 до 1,8% в общей популяции и доходит до 20–23% при психической патологии (по данным амбулаторного и стационарного наблюдения) [1]. Существует большое количество литературы о ПРЛ во взрослом возрасте, поскольку ПРЛ является одним из наиболее частотных личностных расстройств, по данным зарубежных исследователей, среди пациентов в клинической популяции [2].

Когда мы обращаемся к диагностике ПРЛ у подростков, ситуация существенно усложняется. Данные о частоте встречаемости этого расстройства у подростков весьма малочисленны. Исследование, проведенное во Франции, обнаружило высокую распространённость ПРЛ у подростков (10% у мальчиков и 18% у девочек), определяемую с помощью DIB-R (Diagnostic Interview for Borderlines — Revised) — Диагностического интервью для пограничных расстройств, модифицированного, адаптированного для подростков [3]. Исследование, проведенное в Китае, демонстрирует частоту распространенности ПРЛ не более 2% [1].

В России до настоящего времени этот диагноз встречается крайне редко, особенно в возрастной группе до 18 лет. Тому есть несколько причин. Во-первых, в период с 12 до 18 лет еще идет процесс формирования и становления личности подростка во всем ее многообразии (идентичность, самооценка, самоуважение и т.п.), поэтому важно дифференцировать проявления пубертатного криза, пусть и патологически протекающего, и наличие пограничного расстройства личности. Во-вторых, диагностические критерии МКБ-10 и DSM-V позволяют говорить о личностных нарушениях как определенном виде психической патологии не ранее подросткового возраста, а в России — только у старших подростков, хотя дискуссия по этому поводу не затихает ни в России, ни за рубежом [4–10]. Е.В. Корень и коллеги рассматривают диссоциативное расстройство идентичности (ДРИ) в рамках опыта работы детских психиатров за рубежом и в России. Они замечают, что у отечественных практикующих психиатров это «расстройство практически не распознается детскими психиатрами в рутинной практике, больные безуспешно лечатся большими дозами антипсихотиков» [7, С. 59–60]. Важное наблюдение, сделанное ими, касается частоты встречаемости подобного расстройства в консультативной практике (не менее 10–15%). Процитируем авторов еще раз: «дети и подростки с подобными жалобами «в чистом виде», без коморбидной симптоматики, к нам за помощью обращаются крайне редко» [7, С. 60]. Таким образом, вопросы дополнительных средств для проведения диагностики состояния личностной идентичности подростков и дифференциальной диагностики психической патологии в этом возрасте стоят очень остро. Однако диагнозы «шизотипическое расстройство, шизотипическое расстройство личности» также применяются в отечественной психиатрической практике для подросткового возраста [11].

В зарубежной возрастной психологии (психологии развития) выделяют детство — с 5–6 до 12–13 лет, подростковый возраст — с 12–13 до 18 лет, с выделением младших, средних и старших подростков, далее раннюю зрелость — 18–35 лет [12, 13]. Очевидно, такое разнообразное понимание временных рамок предъявляет особые требования к диагностическому инструментарию для оценки личности подростка, прежде всего, в рамках пограничной психиатрии, и тем более, подростка с психической патологией.

В основном для диагностики пограничной психической патологии используются клинические интервью и длительная клиническая беседа, что требует значительных временных затрат. Пытаясь обойти данное затруднение, ученые прибегли к построению новых дополнительных инструментов клинической оценки и скрининга личностных расстройств (в том числе ПРЛ), в частности, полуструктурированных или полностью структурированных интервью и анкет самоотчетов (опросников), которые хорошо зарекомендовали себя в клинической практике [14–16]. Опросники позволяют сократить время работы с пациентом и четко определить сферы работы с ним как в плане диагностики ПРЛ и ДРИ, так и в плане будущей психотерапевтической поддержки. Будучи психометрическим научным инструментом, опросник позволяет и проводить научные сравнительные исследования, и оценивать динамику состояния на терапии (в том числе фармакотерапии). Опросники входят в комплексную систему клинико-психологической оценки.

В отечественной психологии подростковый возраст рассматривается как этап развития личности [17]. Отечественных средств диагностики личностного функционирования подростков, становления идентичности практически не имеется. Есть отдельные работы по адаптации / конструированию опросников личностной идентичности у молодых взрослых в рамках изучения ПРЛ или при разных вариантах зависимости [18, 19]. Н.Л. Белопольская и ученики в своих исследованиях, посвященных идентификациям у подростков с умственной отсталостью и другими вариантами отклоняющегося развития, предлагают опросник, касающийся только отдельных компонентов идентификации (половозрастная, именная), без интегративной характеристики личности в виде личностной идентичности [20, 21]. Есть примеры работ, в которых оцениваются разные компоненты личности подростка, изучаются закономерности изменений личности ребенка, происходящие в подростковом возрасте [22]. Также есть пример адаптации опросника стилей идентичности М. Берзонски, однако и сам опросник, и цели его адаптации не соотносятся с изучением личностной патологии у подростков [23]. Отсутствие специализированных диагностических средств личностной идентичности для подростков является ощутимым пробелом при дифференциальной диагностике патологически протекающего пубертатного кризиса и формирующегося заболевания, расстройства (например, риск ПРЛ) [1, 6, 8, 16, 24–26].

Цель

Представить историю создания и этапов адаптации на русскоязычной выборке опросника оценки развития личностной идентичности у подростков (AIDA — Assessment of Identity Development in Adolescence).

История создания и адаптации опросника

Специалисты психиатрической клиники университета Базеля (Швейцария) K. Schmeck, K. Goth и коллеги с 2011 года разрабатывают комплекс опросников для оценки личностного развития и его патологии у подростков. Основной вариант опросника оценки развития личностной идентичности (AIDA — Assessment of Identity Development in Adolescence) был готов в 2012 году. Авторы проштудировали руководство DSM-V и существовавшие на то время наработки по МКБ-11 с целью дать более точное описание нарушениям личностного функционирования и идентичности в подростковом возрасте. Из общепсихологических моделей использованы представления О. Кернберга, Э. Эриксона и других (психодинамический и социально-когнитивный подходы) о развитии личности и ее компонентов в возрастном аспекте относительно развития идентичности, когда происходит уточнение положительного и отрицательного полюсов [27]. Возрастной интервал, для которого разработан опросник (12–18 лет), практически совпадает с пятой стадией психосоциального развития по Э. Эриксону (11–20 лет). Именно в этом возрастном периоде идет интенсивное формирование личностной идентичности. При удачном протекании подросткового кризиса чувство идентичности оказывается сформированным, а при неблагоприятном возникает так называемая «спутанная идентичность», то есть кризис порождает состояние «диффузии идентичности», которая лежит в основе специфической психической патологии юношеского возраста (нарушения личностной идентичности) [28–31]. В основе авторской разработки опросника лежат описания функционирования личности из DSM-V и МКБ-11, позволяющие проводить многомерную (многоосевую) оценку ПРЛ и степени выраженности, а также операционализировать эти конструкты в решении различных исследовательских и практических задач.

Опросник AIDA оценивает развитие идентичности с точки зрения нарушений личностного функционирования у подростков 12–18 лет и позволяет выявить разницу между здоровым и нарушенным развитием идентичности, что предположительно связано с высоким риском развития личностных расстройств, в том числе ПРЛ, ДРИ. AIDA оценивает развитие личности с точки зрения ее функционирования. Это позволяет проводить различие между здоровой интеграцией и серьезными изменениями личности, такими как «размытая» идентичность (в современной отечественной психологии используются два практически равнозначных, синонимичных термина — «диффузия идентичности» и «диффузная идентичность») и др., которые связаны с высоким риском развития ПРЛ в перспективе или даже его наличия.

После публикации оригинального опросника AIDA (2012) были апробированы несколько культурно-специфических версий опросника, разработанных в совместной работе с оригинальной командой исследователей [13, 32, 33]. Цель культурно-адаптированных формулировок заключается в содержательном равенстве смысла утверждения, с бережным отношением к культурно-специфическим элементам (например, подходящий для подростков язык или культурно-одобряемое поведение, связанное с болезнью) [2, 18, 32]. В соответствии с руководством Международного тестового комитета (International Test Commission) все команды из разных стран (Литва, Болгария, Италия, Чехия, Мексика, Турция и др.) следовали стандартизированной процедуре культурной адаптации теста, включая пошаговую оптимизацию утверждений, с проверкой на бета-, пилотном и финальном тестах, и смешанную выборку с включением учащихся (школьников или студентов) и пациентов с диагнозами. Отметим, что все статистические вычисления были выполнены авторами оригинальных опросников, чтобы обеспечить передачу эквивалентных стандартов метода. Каждая версия продемонстрировала высокие психометрические свойства (итальянская версия: α Кронбаха 0,94, внутренние корреляции от 0,60 до 0,96, p меньше 0,001; мексиканская версия: α Кронбаха 0,92), и команда оригинальных авторов утвердила и одобрила полученные популяционные нормы. Согласно полученным психометрическим данным, разные версии опросников показывают очень схожий паттерн в различных странах, что говорит в пользу переносимости результатов [7, 8, 10, 13, 18, 19, 30, 31].

Методика «Оценка идентичности личности у подростков» (AIDA) представляют собой опросник для самоотчета. Полная версия содержит 58 пунктов (доступно по ссылке https://academic-tests.com) (Goth, Schmeck, 2018). Выделены 2 основные шкалы с двумя полюсами: Целостность-Неоднородность (Discontinuity) (27 утверждений) и Последовательность-Рассогласованность (Incoherence) (31 утверждение). Испытуемый оценивает каждое утверждение по пятибалльной Лайкертовской шкале от полного несогласия до полного согласия (0–4). Подросток заполняет опросник самостоятельно, время работы — около 10–15 минут. Важным обязательным условием, по мнению авторов K. Goth и K. Schmeck, была доступность текста опросника для подростков, нивелировка возможностей дать социально желательные ответы. Согласно логике авторов, утверждения должны быть понятны детям 12 лет и старше (чтобы они могли использовать их для самоотчета; это касается и легкости формулировок), иметь минимальные социальную желательность, влияние культурных, социо-экономических, возрастных и гендерных факторов. Основное внимание уделялось линейной градации «от здорового к нарушенному» в каждом утверждении. В целом утверждения разрабатывались так, чтобы быть недвусмысленными и отражать конкретные проблемы поведения, без обесценивания собственного опыта подростка.

Материалы и методы

Российские исследователи присоединились к международному исследованию AIDA в 2017 году, учитывая версии коллег из других стран [32, 33, 35] и сделали адекватный современной отечественной культуре перевод опросника [36, 37]. Работа над адаптацией включала прямой и обратный перевод текста опросника (для повышения точности перевода были использованы английская и немецкая версии), оценку психометрических показателей, внутренней согласованности и т.п. Далее осуществлялась коррекция формулировок отдельных пунктов (всего 6), затем проведение бета-версии опросников. Следует отметить важность двух аспектов работы: собственно работа над текстом в процессе сопоставления прямого и обратного перевода каждого пункта и отслеживание статистических коэффициентов при непосредственной апробации утверждений на контрольной выборке, с чем нам помогали авторы оригинального опросника. Подробнее об этом этапе работы написано в статье, где приведены в том числе и формулировки вопросов, вызвавших дискуссию и последующую коррекцию [36].

Этапы исследования в соответствии с задачами, поставленными разработчиками инструментов:

1. пилотный тест № 1 (2017): N = 42 (ученики средней школы), N = 7 (пациенты), всего 49 испытуемых;
2. пилотный тест №2 (2018): N = 142 (ученики средней школы);
3. основной тест (2019): N = 196 (ученики средней школы), N = 25 (пациенты), всего 221 испытуемый.

Предметный анализ основывался на критериях: процент симптоматических ответов (5–95%), отсутствие ответов — не более 10%.

Критерии включения в основную выборку учащихся: возраст от 12 до 18 лет; мальчики и девочки, ученики средних и старших классов массовой школы (колледжа), не состоящие на учете у психиатра (по самоотчету и материалам психологов учреждений). В клинической части выборки — тот же пол и возраст, амбулаторное или стационарное лечение в Научном центре психического здоровья, наличие психиатрического диагноза личностного или пограничного личностного расстройства. Таким образом, исследованы московские школьники в нормативной выборке и пациенты Научного центра психического здоровья. Все участвовали в исследовании добровольно, пациенты подписывали соответствующее информированное согласие и проведены через этический комитет Научного центра психического здоровья.

Результаты

Для анализа данных использовали программное обеспечение SPSS v.25. Основные психометрические свойства были проверены с полной совокупной выборкой учащихся и пациентов. Все групповые сравнения выполнены К. Гот с «сырыми» баллами с использованием многомерного дисперсионного анализа MANOVA. Различия в баллах оценивались по значимости (уровень значимости 5%) и относительно величины эффекта. Соответствующим статистическим параметром для оценки значимых групповых различий в MANOVA является величина эффекта «частичный квадрат» (η2p) с η2p больше 0,01 (малый эффект), η2p > 0,06 (средний эффект) и η2p больше 0,14 (большой эффект). Кроме того, была рассчитана величина эффекта d Коэна, чтобы иметь возможность работать с выборками с большими различиями в размере, и для лучшей интуитивной интерпретации результатов, так как d = 1 соответствует единице «1 стандартное отклонение», чтобы описать разницу [6, 7]. Предполагалось, что этот коэффициент достигнет высокого уровня (больше 0,80), чтобы избежать искусственного установления различий в развитии. Надежность шкал оценивалась по критерию α Кронбаха и должна была превышать 0,80 на уровне общих шкал, 0,70 — для базовых шкал опросников, 0,60 — для субшкал, при этом коэффициенты однородности α больше 0,80 считаются очень хорошими, а α больше 0,90 — отличными.

На основании применения первой версии были выявлены и решены в совместной работе с авторами тестов и филологами «проблемные» пункты опросника, которые были сняты в ходе взаимных обсуждений. В пилотном тесте № 2 были оценены первые психометрические свойства и улучшены формулировки [36].

Третий этап — основная тестовая версия. Основной тест проводился на выборке, которую составили 221 подросток 12–18 лет из Москвы и Московской области. Мальчики — 39,4%, девочки — 60,6% (средний возраст 15,5 ± 2,1 года). В выборке 196 подростков (79 мальчиков, 117 девочек) — учащихся общеобразовательных учреждений; 25 подростков (8 мальчиков, 17 девочек) — пациенты с различными диагнозами из клинических отделений Научного центра психического здоровья. Все расчеты по полученным данным проводились авторами оригинальной версии опросников, в частности — K. Goth.

Русскоязычный вариант опросника показал достаточные психометрические свойства по параметру внутренней надежности α Кронбаха и по взаимной корреляции шкал. Оценка клинической достоверности с учетом того, что нормативная и клиническая часть выборки различаются по размерам, проводилась с применением размера эффекта d Коэна, который часто используется в оценке размеров выборки для статистического тестирования: d больше 0,20 — маленький, d больше 0,50 — средний, d больше 0,80 — большой. Более низкий размер эффекта d Коэна указывает на необходимость больших размеров выборки, и наоборот [3].

Психометрическая оценка опросника AIDA. Все 58 пунктов опросника соответствовали критериям общего количества пунктов, корреляции, процента симптоматических ответов и предвзятости пункта в отношении пола или возраста. В AIDA выделены две основные шкалы. В русскоязычной версии использован позитивный полюс для наименования обеих шкал, соответственно, это Целостность (Discontinuity) и Последовательность (Incoherence), каждая из них имеет по три субшкалы. Такая структура опросника отражает базовый теоретический подход, учитывает аспекты, которые интегрированы в модель и позволяют проводить дифференцированную интерпретацию профиля идентичности личности подростков. Для AIDA α Кронбаха составила 0,94 для общей шкалы диффузии идентичности (Identity Diffusion), 0,86 и 0,92 для двух базовых шкал целостности и последовательности, соответственно. Все шкалы были сильно связаны между собой. В таблице 1 приведены основные данные психометрического анализа русскоязычной версии AIDA.

Надежность шкалы α Кронбаха и шкала взаимной корреляции в полной выборке N = 221 (N = 196 — учащиеся, N = 25 — пациенты) оказались высокими. Клиническая достоверность: уровень значимости р и величина эффекта d различий по опроснику AIDA между учащимися и клинической подвыборкой из 25 пациентов находятся в пределах высоких значений, что позволяет говорить о значимости различий клинической группы и нормы в общей выборке основного исследования.

Факторная структура AIDA. Первое применение общего факторного анализа (PCA, Promax) факторов риска нарушения развития идентичности на уровне подшкалы показало только один компонент с собственным значением 4,0, что объясняет 67,3% дисперсии, это говорит в пользу предположения о совместном факторе «патология идентичности». Дальнейший анализ показал, что аналогично процедуре в немецком исследовании AIDA, сильный первый компонент с собственным значением 14,3 уже объяснил 24,6% дисперсии. Второй компонент показал собственное значение 2,9; соотношение первого и второго собственных значений составило 4,9, а следующие 14 компонентов внесли лишь незначительную объяснительную способность — всего до 64,9%. В целом российские результаты, по мнению авторов опросника, похожи на те, что получены в Германии, и позволяют считать оптимальным описание результатов с помощью одномерной структуры с объединенным фактором «Патология идентичности». Мы полагаем, что факторная достоверность AIDA должна быть в дальнейшем проверена с использованием двухфакторной модели конфирматорного анализа (CFA), поскольку базовая структура личностной идентичности лучше всего описывается совместным «g» фактором «PD/Identity pathology» — «личностные расстройства — патология идентичности личности», а также конкретными «s» факторами, отражающими различные аспекты развития патологической идентичности [27]. Однако в настоящее время в рамках работы с русскоязычной версией AIDA, следуя логике авторов опросника, мы не опережаем факторный анализ сравнительно с авторами в испытании опросника.

В основном исследовании участвовали учащиеся обоего пола различного возраста — младший (12–14), средний (15–16) и старший (17–18 лет) подростковый возраст. Такое положение дел поднимает вопрос о чувствительности-нечувствительности опросников к гендерным и возрастным различиям. При разработке пунктов опросников авторы оригинальной версии ставили задачей избежать гендерной и возрастной специфики, что выступало как требование и для переводных версий [27]. Общая оценка различий по полу и возрасту испытуемых показала отсутствие систематических различий с соответствующими величинами эффекта в ответах по полу и возрасту. Следует отметить, что по некоторым субшкалам возможны отдельные различия, что требует дальнейшего более подробного анализа, в том числе с проведением корреляционного анализа с параметрами других индивидуально-личностных диагностических средств для подростков.

Опыт применения русскоязычной версии опросников в клинике. Русскоязычная версия перевода опросника была принята авторами-разработчиками, ими были выделены российские стандарты (получены в результате проведения основного исследования). Коллеги, занимающиеся разработкой данных методических средств в других странах, используют опросники личностного функционирования и развития идентичности для изучения личностных особенностей (диффузии идентичности или иных характеристик), собственно ПРЛ у подростков с различными отклонениями в психическом здоровье, например, у подростков с расстройствами поведения, СДВГ, депрессивными и тревожными расстройствами [35]. Как указывалось выше, в нашей стране диагноз ПРЛ подросткам в возрасте от 12 до 18 лет практически не выставляется или ставится чрезвычайно редко. Учитывая это обстоятельство и следуя такой исследовательской логике разработчиков тестов, когда клиническая база расширяется в исследовательских целях на другие виды психической патологии, мы предприняли исследование с использованием данного диагностического инструмента применительно к другому, а не только ПРЛ, варианту психической патологии у подростков в виде шизотипического расстройства (F21 по МКБ-10), этот диагноз является общепринятым в российской психиатрической практике для детей и подростков [11]. В клинике Научного центра психического здоровья были обследованы 20 подростков с шизотипическим расстройством (9 девочек, 11 мальчиков, средний возраст 14,7 ± 1,48 лет, медиана — 15). Все испытуемые обучались в общеобразовательных школах. Подростки заполняли опросник AIDA самостоятельно, диагностика проводилась в стационаре (по миновании острого состояния, ближе к выписке) или на консультации на амбулаторном приеме. При оценке различий мы ориентировались на систему квалификации оценок в опросниках: чем выше полученный балл, тем больше проблем с уровнем функционирования личности. По данным непараметрического анализа по критерию Манна — Уитни получены различия между группой нормативных подростков и клинической группой шизотипического расстройства личности в подшкале в опроснике AIDA («Разрыв перспектив / атрибутов»), соответственно 50,05 и 56,20 балла (Uэмп. = 2607, p меньше 0,015). Отметим, что показатели в интервале от 40 до 60 единиц рассматриваются как средний уровень личностного функционирования. Полученные нами данные в обеих выборках укладываются в этот диапазон, однако в группе с шизотипическим расстройством выделенные показатели значимо выше, чем в группе здоровых учащихся.

Обсуждение

Общий балл отличался достоверно (р меньше 0,05) между учащимися и пациентами с психической патологией с большой величиной эффекта d = 0,9 стандартных отклонений. Этот результат аналогичен результатам с оригинальной немецкой версией AIDA и указывает на определенную клиническую достоверность адаптированной к культуре версии AIDA Russian [14, 15, 27, 36]. Клиническое обоснование требует дальнейшего изучения с более крупными клиническими выборками, включая пациентов с ПРЛ. Результаты, полученные в основной версии русскоязычной адаптации опросника AIDA, похожи на результаты в Германии, Мексике, Италии и дают основание полагать, что оптимальным решением будет описание результатов с помощью одномерной структуры с объединенным фактором «патология идентичности» [15, 27].

Проведенные исследования показали, что к применению в российской клинической психологии и психиатрии готовится диагностический инструмент, позволяющий уточнять проявления и дифференцировать нарушения идентичности личности. Подобного инструмента в настоящее время в отечественной психопатологии и клинической психологии нет. Есть ограничения — по возрасту данный инструмент ориентирован на младший, средний и старший подростковый возраст. Однако, как мы видим в отечественной литературе, именно возраст 11–17 (18) лет является критическим для возникновения ПРЛ. Об этом свидетельствуют и отдельные исследования, посвященные анализу частоты встречаемости ПРЛ в группах учащихся [24, 38]. Кроме того, пациенты, для которых он может быть предназначен, должны иметь определенный уровень интеллектуального развития и обучаться в общеобразовательной школе. Учитывая определенный дефицит подобных исследовательских и диагностических средств, мы вправе полагать, что переведенный нами инструмент будет востребован специалистами и практиками. Опыт работы немецких и швейцарских коллег по применению опросника AIDA и его адаптации в Литве, Венгрии, Италии, Турции для оценки эффективности лечения вселяет надежду, что подобные процедуры будут возможны и в российских клиниках и центрах психологической помощи.

Отечественные психиатры также заинтересованы в достойных и достоверных методах диагностики ПРЛ. Е.В. Корень и Т.В. Куприянова прямо говорят, что существует «проблема неправильной и запоздалой диагностики ПРЛ с началом в подростковом возрасте, приводящая к затрудняющей курацию кристаллизации симптоматики и фиксации неадаптивных поведенческих паттернов, включая склонность к самоповреждениям и использование патологических психологических механизмов «обесценивания», что ведет к хронификации состояния с менее благоприятным прогнозом» [6, С. 68]. Проанализированные нами отечественные работы, посвященные проблеме ПРЛ и шире — пограничной психической патологии у подростков, говорят об одном: актуальный возраст для этой проблематики — 12–18 лет, однако нет однозначных и простых инструментов диагностики, нет отечественных общих данных по частоте встречаемости расстройства (этот диагноз практически не ставится подросткам в России в настоящее время). Ряд исследований учащихся первых курсов вузов и техникумов или старших классов школ с помощью клинических методов, интервью, комплексной диагностики, анализа индивидуальных случаев и т.п. показал высокую частоту встречаемости пограничной психической патологии в среде старших школьников и первокурсников. Показан высокий процент разных вариантов депрессий, нарушений общения [24].

Потребность в таких новых компактных инструментах подтверждается и нашими зарубежными коллегами. В американском руководстве по психологическому тестированию детей и подростков в клинике (2012) не обнаружено специальных диагностических средств для оценки ПРЛ у подростков, если есть потребность провести дифференциальную диагностику. Применяются и тест Роршаха, и личностные опросники, и опросники депрессии и др. [39]. В руководстве Международной организации детских и подростковых психиатров и смежных специалистов (IACAPAP, 2019) по детской и подростковой психиатрии также подчеркивается значимость работы в этом направлении: «ПРЛ — психическое расстройство, которое может диагностироваться у подростков; при этом диапазон симптомов и проблем такой же, как у взрослых. Однако в этой возрастной группе ПРЛ еще более неустойчиво. … Задача состоит в том, чтобы своевременно идентифицировать пациентов, подверженных наиболее высокому риску возникновения тяжелых расстройств, и предложить им наиболее полное лечение…» [40, С. 297].

Важным для нас, кроме скоординированной с авторами опросника работы по изучению разных вариантов валидности (тест-ретестовой надежности, конструктной и критериальной валидности), представляется завершение работы по уточнению и закреплению в русскоязычной версии однозначных формулировок всех используемых терминов для основных шкал и подшкал опросников. Для этого планируется дополнительная работа со специалистами-лингвистами и филологами.

Выводы

Представленные в статье материалы по обоснованию актуальности новых диагностических средств ПРЛ у подростков, переводу, первичной адаптации международного опросника оценки развития идентичности у подростков, опыт применения в клинике психических расстройств у подростков подтверждает адекватность использования нового современного инструментария.

Обсуждение разных вариантов перевода и адаптации на другие языки велось на международных конгрессах по детской и подростковой психиатрии в 2018 году (Прага, 23-я конференция IACAPAP) и в 2019 году (Вена, 18-я конференция ESCAP). Заключительные этапы адаптации вариантов AIDA (итальянская версия) представляются в новых исследованиях и публикациях A. Musetti, et al. [33].

Направление дальнейшей работы по адаптации опросников нам подсказывают наши итальянские коллеги, которые вместе с автором опросника K. Goth проанализировали расширенную выборку (нормативную и клиническую) и провели сопоставление с другими оценочными средствами ПРЛ и личности в целом [13]. По завершению работы над адаптацией русскоязычной версии AIDA и оформления всех документов о проведенной адаптации и авторских правах материалы будут доступны российским исследователям на сайте https://academic-tests.com/aida/ (Воронова С.С., Зверева Н.В., Зверева М.В., 2022).

Конфликт интересов отсутствует.

Использование опросника для исследовательских целей является бесплатным.

Список источников

1. Cailhol L., Gicquel L., Raynaud J.–Ph. Borderline personality disorder in adolescents // JM Rey's IACAPAP e-Textbook of Child and Adolescent Mental Health. 2019. P. 282–297.
2. Leichsenring F., Leibing E., Kruse J., et al. Borderline personality disorder // The Lancet. 2011. №377 (9759). P. 74–84. doi: 10.1016/S0140-6736(10)61422-5
3. Chabrol H., Montovany A., Chouicha K., et al. Frequency of Borderline Personality Disorder in a Sample of French High School Students // The Canadian Journal of Psychiatry. 2001. Vol. 46, № 9. P. 847–849. doi: 10.1177/070674370104600909
4. Банников Г.С., Кошкин К.А. Антивитальные переживания и аутоагрессивные формы поведения подростка с «диффузной идентичностью» // Психологическая наука и образование. 2013. № 1. С. 31–40.
5. Иовчук Н.М., Северный А.А., Морозова Н.Б. Детская социальная психиатрия для непсихиатров. СПб.: Питер; 2006.
6. Корень Е.В., Куприянова Т.А. «Пограничное личностноерасстройство» в детском психиатрическом стационаре // Вопросы психического здоровья детейиподростков. 2020. Т. 20. №4. С. 87–94.
7. Корень Е.В., Куприянова Т.А, Пономарева К.И. и др. Диссоциативное расстройство идентичности: психологический конструкт или клиническая реальность (наблюдение из практики детской психиатрии) // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2020. Т. 20. №3. С. 58–64.
8. Северный А.А., Шевченко Ю.С., Волошин В.М. Психическое здоровье детей России: проблемы и перспективы // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2002. Т. 2. № 2. С. 5–13.
9. Bozzatello P., Bellino S., Bosia M., et al. Early detection and outcome in Borderline Personality Disorder // Frontiers in Psychiatry. 2019. № 10. P. 710. doi: 10.3389/fpsyt.2019.00710
10. Schmeck K., Schlüter–Müller S., Foelsch P.A., et al. The role of identity in the DSM-5 classification of personality disorders // Child and Adolescent Psychiatry and Mental Health. 2013. Т. 7, № 1. P. 1–11 doi: 10.1186/1753-2000-7-27
11. Дмитриева Т.Б., Краснов В.Н., Незнанов Н.Г., и др., ред. Психиатрия. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2019.
12. Cosgun S.,Goth K, Cakiroglu S. Levels of Personality Functioning Questionnaire (LoPF-1) 12–18 Turkish Version: Reliability, Validity, Factor Structure and Relationship with Comorbid Psychopathology in a Turkish Adolescent Sample // Journal of Psychopathology and Behavioral Assesment. 2021. №43. P. 620–631. doi: 10.1007/s10862-021-09867-2
13. Resch F. OPD-CA-2 Ope rationalized Psychodynamic Diagnosis in Childhood and Adolescence: Theoretical Basis and User Manual. Hogrefe Publishing. 2017.
14. Goth K., Sevecke K., Izat Y., et al. Detecting (B) PD in adolescence using the AIDA and the LoPF-Q12–18: Cut-offs from Swiss-German clinic and school populations and empirical congruence between the new dimensional approach and the traditional categorical (ICD-10) diagnostics of PD. 2019.
15. Goth K., Birkhölzer M., Schmeck K. Assessment of Personality Functioning in Adolescents with the LoPF–Q 12–18 Self-Report Questionnaire // Journal of Personality Assessment. 2018. Т. 100, № 6. С. 680–690. doi: 10.1080/00223891.2018.1489258
16. Gunderson J.G., Herpertz S.C., Skodol A.E., et al. Borderline personality disorder // Nature Reviews Disease Primers. 2018. № 4 (1). P. 18029. doi: 10.1038/nrdp.2018.29
17. Бурмистрова Е. В., Донцов Д.А., Донцова М.В., и др. Детская возрастная психология: младенчество, раннее детство, дошкольное детство, младший школьный возраст, подростковый возраст // Вестник практической психологии образования. 2015. Т. 12. №2. С. 71–82.
18. Ласовская Т.Ю. Опросник для диагностики пограничного личностного расстройства формы "А" // Консультативная психология и психотерапия. 2014. Т. 22. №2. С. 48–77.
19. Романов Д.В. Психопрофилактика декомпенсаций пограничного расстройства личности у студентов. В кн.: Стратегические направления охраны и укрепления общественного психического здоровья; Тюмень, 23–25 мая 2018 г. Тюмень, 2018. С. 176–177.
20. Белопольская Н.Л. Формирование идентичности у современных подростков с нарушениями психического развития. В сб.: Третья Всероссийская научно-практическая конференция «На пороге взросления»; Москва, 23–25 ноября 2011 г. М., 2011. С. 198–209.
21. Иванова С.Р. Формирование идентификаций у подростков с нарушениями психического развития: Автореф. дисс. … канд. психол. наук. М., 2004.
22. Орлова А.А. Элементы лонгитюдного исследования особенностей личности в период подросткового кризиса // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. 2014. №2 (5). Доступно по: http://humjournal.rzgmu.ru/ en/art&id=83. Ссылка активна на 10.12.2021.
23. Белинская Е.П., Бронин И.Д. Адаптация русскоязычной версии опросника стилей идентичности М. Берзонски // Психологические исследования. 2014. Т. 7. №34. С. 12.
24. Васильева Л.В., Эверт Л.С., Терещенко С.Ю. и др. Пограничные психические расстройства у школьников // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2015. Т. 115. №4. С. 16–19.
25. Fossati A., Sharp C., Borroni S., et al. Psychometric properties of the borderline personality features scale for children-11 (BPFSC-11) in a sample of community dwelling Italian adolescents // European Journal of Psychological Assessment. 2019. Vol. 35, № 1. P. 70–77. doi: 10.1027/1012- 5759/a000377
26. Miller A.L., Muehlenkamp J.J., Jacobson C.M. Fact orfiction: Diagnosing borderline personality disorder in adolescents // Clinical Psychology Review. 2008. Vol.28, №6. Р. 969–981. doi: 10.1016/j.cpr.2008.02.004
27. Goth K., Foelsch P., Schlüter–Müller S., et al. Assessment of identity development and identity diffusion in adolescence – Theoretical basis and psychometric properties of the self-report questionnaire AIDA // Child and Adolescent Psychiatry and Mental Health. 2012. Т. 6, №1. С. 1–16.
28. Кернберг О.Ф. Тяжелые личностные расстройства: стратегии психотерапии. М.: Класс, 2000.
29. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Флинта, 2006.
30. Akhtar S., Samuel S. The identity consolidation inventory (ICI): Development and application of a questionnaire for assessing the structuralization of individual identity // The American Journal of Psychoanalysis. 2009. Vol. 69. P. 53–61.
31. Bortz J., Döring N. Metaanalyse // For schungs methoden und Evaluation. 2006. P. 671–700.
32. Kassin M., De Castro F., Arango I., et al. Psychometric properties of a culture-adapted Spanish version of AIDA (Assessment of Identity Development in Adolescence) in Mexico // Child and Adolescent Psychiatry and Mental Health. 2013. Vol. 7, № 25. doi: 10.1186/1753-2000-7-25
33. Musetti A. Giammarresi G., Goth K., et al. Psychometric Properties of the Italian Version of the Assessment of Identity Development in Adolescence (AIDA) // Identity. 2021. Vol. 21. P. 255–269.
34. Schmeck K., Pick O., Milidou M., et al. Früherkennung von Persönlichkeitsstörungen // PTT-Persönlichkeitsstörungen: Theorie und Therapie. 2018. Vol. 22, №3. P. 179–185.
35. Wöckel L., Günther J., Achermann M., et al. Identity and personality in adolescents with conduct disorder, ADHD, and depression with and without anxiety. In: 18ᵗ international congress of ESCAP" Developmental psychiatry in a globalized World; 30 June–2 July 2019. Vienn, 2019. P. 113.
36. Зверева Н.В., Зверева М.В., Воронова С.С., Гот К. Пилотажное исследование в рамках российской адаптации опросника AIDA (Assessment of Identity development in Adolescence) //Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2019. №1. С. 64–71.
37. Zvereva N.V., Zvereva M.V., Voronova S.S. Russian version of AIDA: results of the pilot study. In: 23ᵗ World Congress of the International Association For Child and Adolescent Psychiatry and Allied Professions. Prague; 2018. P. 20.
38. Чубаровский В. В., Лабутьева И. С., Кучма В. Р. Психическое состояние у учащихся подростков: ретроспективный анализ распространенности пограничной психической патологии // Здоровье населения и среда обитания. 2017. № 8 (293). С. 50–53.
39. Spores J.M. Clinician's guide to psychological assessment and testing: With forms and templates for effective practice. Springer Publishing Company; 2012. P. 319–344.
40. Cailhol L., Gicquel L., Raynaud J.–P., и др., ред. Пограничное расстройство личности. Киев: Горобец, 2018.

Источник: Зверева Н.В., Воронова С.С., Зверева М.В., Goth K. Русскоязычная версия международного опросника AIDA («Оценка идентичности личности у подростков») // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. 2022. Т. 10. № 1 (36). С. 7–22. DOI: 10.23888/humJ20221017-22